Ядро лаборатории составили ученые, работавшие в Беркли под руководством Роберта Юлиуса Оппенгеймера (Robert Oppenheimer). Он и был назначен директором лаборатории.
«Манхэттенский проект» подчинялся Президенту через военного министра Генри Л. Стимсона.
Советские разведывательные службы были информированы о проекте с самого его зарождения и внимательно следили за каждым этапом его развития.
Интересно отметить, что в аппарате разведки НКВД кто-то имел явную слабость к греческой мифологии, присваивая кодовые названия и имена (к примеру):
«АРТЕМИДА» — разведка;
«ГОРГОНА» — атомная бомба;
«КАРФАГЕН» — Лос-Аламос;
«ПАРФЕНОН» — Манхэттенский проект.
Служба безопасности проекта “Manhattan” занимала особое место.
С самого начала возглавлял ее полковник Борис Паш, сын митрополита Русской Православной церкви США Теофилуса Пашковского. Родился он в России, носил фамилию отца (в 1934 году ее укоротил), после событий октября 1917 года эмигрировал в Америку.
Система безопасности «Парфенона» казалась абсолютно непроницаемой. Руководитель проекта гордился своей командой, которая должна была «сохранить в тайне от русских открытия и детали проектов и заводов». Но, увы, гордился он напрасно.
Добывание информации о создании ядерного оружия, а затем — о планах его использования являлось одной из главных задач внешней разведки СССР, начиная с октября 1941 года. Операция по проникновению в зарубежные атомные центры по добыванию атомных секретов получила кодовое название “Enormous”. Многие документы, добытые в результате операции, пока не рассекречены и нет надежды, что это случится в ближайшие годы. Но то, что стало известно, не может не поражать…
К концу войны в проекте «Манхэттен» работало, по крайней мере, шесть агентов советской разведки. Для обеспечения работы с ними имелось такое же количество агентов-связников.
Но именно два агента — «Чарльз» и «Млад» — стали источниками в вы сшей степени секретной информации по урановой проблеме. Эти два человека были избраны судьбой, чтобы оказаться в цитадели американских ядерных исследований. Они же стали свидетелями испытаний первой в мире атомной бомбы. Итак, при ПЕРВОМ взрыве американской атомной бомбы присутствовало ДВА советских агента!!!
Он же Эмиль Юлиус Клаус Фукс (Fuchs). Его «карьера» в советской разведке начиналась в Лондоне, когда он по собственной инициативе установил контакт через своего друга Юргена Кучински, которого хорошо знали в советском посольстве. Тот и рассказал послу Майскому об ученом-атомщике, который участвует в сверхсекретной англо-американской программе, направленной на создание оружия необычайной мощности, и хочет помочь СССР в разработке собственной атомной бомбы.
О том, как проходили первые встречи, достоверно знали только двое — Клаус Фукс и его первый связник Симон (Семен) Давидович Кре мер, сотрудник Разведывательного управления (ГРУ) Генерального штаба РККА, работавший «под крышей» советского посольства.
Молодой физик после встречи с «Барчем» (оперативный псевдоним Кремера, Фукс знал его под псевдонимом «Александр») в укромном уголке Гайд-парка взялся подготовить в декабре 1940 года справку о возможности использования атомной энергии для военных целей.
«Барч» провел с Фуксом четыре встречи и получил от него в общей сложности около двухсот страниц различных документов о научно-исследовательских работах в рамках английской программы “Tube Alloys” («Тьюб Эллойз») по «Военному применению уранового взрыва». Кроме того Фукс сообщил, что аналогичные работы проводятся в Соединенных Штатах и что между этими странами существует сотрудничество, которое должно привести к созданию нового сверхмощного оружия.
Родился Клаус Фукс в маленьком городке Рюссельсгейме около Дармштадта (земля Гессен, ФРГ) 29 декабря 1911 года.
Учился в Лейпцигском университете, продолжал образование в Кильском. Был членом компартии Германии с 1932 года.
После прихода Гитлера к власти в 1933 году как антифашист-беженец оказался сначала в Париже, затем — в Англии. Его принял на жительство в Бристоле видный промышленник, который в свою очередь убедил известного физика Невилла Мотта, преподававшего в университете физику, взять молодого немца в свою лабораторию. В декабре 1936 года Мотт порекомендовал Фукса Максу Борну. Выхлопотав для Клауса стипендию глава кафедры теоретической физики университета в Эдинбурге в середине лета 1937 года принял его к себе.
1940 год характерен тем, что ученые начали будоражить свои правительства, указывая на теоретическую возможность создания супербомбы, а правительство Великобритании приняло решение о начале работ по урану и выделении средств профессору Рудольфу Пайерлсу для развертывания работ по атомной бомбе в Бирмингемском университете. Это ученый-беженец из Германии стал одним из немногих, кто понял, что для урановой бомбы нужен только легкий изотоп урана, и что необходимое ей количество для заряда измеряется не тоннами, а фунтами.