Наука Креста. Исследование о святом Хуане де ла Крусе

У Хуана де ла Круса присутствует еще и третий фактор: он был творческой натурой. Среди многочисленных искусств и ремесел, которым он пробовал обучаться в детстве, были резьба по дереву и живопись. Сохранились его рисунки, выполненные позднее (например, известная схема восхождения на гору Кармель). Будучи приором в Гранаде, он сделал чертежи здания монастыря с созерцательным образом жизни. Более того, он был не только художником, но и поэтом. У него была потребность изливать в стихах то, что происходило у него в душе. Лишь задним числом, в своих мистических произведениях, он разъяснял то, что прежде непосредственно выразил в поэзии. Таким образом, в его случае мы должны принимать во внимание присущую творческой личности особую восприимчивость, незамутненная сила которой делает такого человека сродни и ребенку, и святому. Однако – в противоположность восприятию святого – он видит мир в свете определенной системы ценностей, которую мир воспринимает иначе. Этому способствуют особенности его реакций. Для творческой натуры естественно воплощать то, что воздействует на нее внутренне, в образ, требующий внешнего выражения. Понятие «образ» здесь не ограничивается рамками «зримого», то есть изобразительного, искусства: под ним подразумевается любое произведение искусства, в том числе поэтическое или музыкальное. Это и «картина», отображающая что-либо, и в то же время «произведение» как нечто созданное и внутренне завершенное, вписанное в собственный маленький мир. Каждое настоящее произведение искусства, кроме того, является символом, невзирая на то, стремился к этому автор или нет, «реалист» он или «символист». Символ, или «чувственный образ», означает, что он проистекает из бесконечной полноты чувства, куда проникает человеческое познание, так озвучивая схваченную деталь, что в ней таинственно отзывается все необъятное для нас разнообразие чувств. Понятое таким образом, всякое настоящее искусство становится откровением, а всякое творчество – святым служением. Тем не менее верно, что в творческих способностях кроется опасность, причем не только тогда, когда художник не понимает святости своей задачи. Опасность в том, что он может остановиться на создании образа, как если бы от него больше ничего не требовалось. Проще всего показать это как раз на примере образа Креста.

Едва ли существует верующий художник, которого не тянуло бы изобразить Христа на Кресте или же несущего Крест. Но Распятый требует от художника большего, чем просто образ. Как и от любого человека, Он ждет от него следования Себе: претворения себя самого – и позволения претворить себя – в образ несущего Крест и Распятого. Внешнее изображение может стать препятствием для собственного преображения, но оно отнюдь не должно таковым становиться; напротив, оно может даже служить преображению, если «внутренний образ» полностью формируется и усваивается именно с созданием внешнего. Он становится, если ничто тому не воспрепятствует, внутренней формой, которая побуждает к действенному выражению, то есть к следованию за Христом. Даже внешний, сотворенный самим человеком образ может снова и снова служить стимулом к преобразованию себя в этом направлении.

У нас есть все основания предполагать, что так обстояло дело с Хуаном де ла Крусом: что в нем соединялись восприятие ребенка, святого и художника, приготовляя плодородную почву для Крестной вести, давая ей возрастать в науку Креста. Уже было сказано, что творческая натура проявилась в нем с детства. Существует немало свидетельств, подтверждающих столь же раннее призвание его к святости. Его мать впоследствии рассказывала босоногим кармелиткам в Медине дель Кампо, что ее сын в детстве вел себя как ангел. Именно его благочестивая матушка внушила ему глубокую любовь к Матери Божьей, и достоверные источники сообщают, что благодаря личному вмешательству Марии мальчик был дважды спасен от гибели в воде. Все другие имеющиеся у нас сведения о его детстве и юности также указывают на то, что он с первых лет жизни был отмечен благодатью.

I. Весть Креста

1. Ранние встречи с Крестом

Мы можем задаться вопросом, как зерно вести о Кресте упало на эту плодородную почву. У нас нет никаких свидетельств, когда и как Хуан впервые воспринял образ Распятого. Возможно, когда он был еще ребенком, глубоко верующая мать водила его в приходскую церковь в родном Фонтиверосе. Там он мог видеть распятие – Спасителя, пригвожденного ко Кресту, с искаженным от боли лицом и свисающими вдоль щек на исхлестанные плечи прядями настоящих волос. И когда молодая вдова, претерпевшая столько нужды и горя, рассказывала детям о Небесной Матери, она, конечно, говорила и о страдающей Матери у Креста. Мы можем лишь с величайшим благоговением перед таинственным путем благодати высказать предположение, что сама Мария очень рано обучила своего питомца науке Креста. Кто иной мог бы быть более сведущим в ней и глубже проникнуться ее достоинством, чем Премудрая Дева?