С другой стороны, возможны ли для чистых духов явные знаки как способ проникновения внутрь души? Книги Иова и Товита говорят именно о том, что сатана и ангелы стоят на страже и зорко наблюдают за внешним поведением человека. То, что ангелы обладают познанием очевидного мира и того, что внешне происходит с человеком, соответствует учению Церкви, поскольку это необходимое условие тех услуг, которые они оказывают человеку. Раз им не нужны для этого телесные чувства, значит, есть иные возможности познания телесной природы, «познания очевидного без помощи чувств». Нашей задачей здесь не является исследовать эти возможности. В любом случае внешнее – не единственный путь для проникновения во внутреннюю жизнь. Для бестелесных существ внятны также внутренние, духовные слова и выражения. Ангел-хранитель «слышит» молитву, которая беззвучно возносится к нему из сердца. Злой дух замечает определенные душевные движения, которые могли бы стать основанием для его внушений. Духи со своей стороны также имеют возможность стать внятными для души духовным путем: через беззвучные слова, которые без посредства внешних чувств произносятся на глубине и там принимаются, или через действия в самой душе, которые кажутся происходящими под внешним влиянием, например, через смены настроений или желания воли, которые, однако, никак не связаны с событиями, переживаемыми внешне. То, что не входит во внешние чувства, все же еще не свободно от всей чувственности, а потому не является чисто духовным в том смысле, в котором чистую духовность понимает Хуан де ла Крус. Память, разум и волю он называет духовными силами, но их естественную деятельность, поскольку она определяема чувствами, – «чувственной жизнью». Чисто духовно только то, что происходит в глубине сердца, жизнь души из Бога и в Боге. Сюда сотворенным духам нет никакого доступа. «Мысли сердца» естественным образом скрыты от них – естественным образом, потому что их может открыть им Бог.
«Мысли сердца» – это исконная жизнь души у ее основания, на глубине, которая находится там, где еще нет разделения на различные силы и виды деятельности. Душа живет там во всей полноте, такой, какова она есть, по ту сторону от всего, что вызывает в ней творение. Поскольку эта глубина является жилищем Бога и местом соединения души с Богом, собственная внутренняя жизнь протекает здесь еще до того, как начнется жизнь единения, даже там, где единение никогда не наступит. Каждая душа имеет свою сокровенную глубину, и ее бытие есть жизнь. Но эта исконная жизнь сокрыта не только от других духов, но и от самой души. Для этого есть множество причин. Исконная жизнь бесформенна. «Мысли сердца» никоим образом не являются «мыслями» в общепринятом смысле, это не четко очерченные, расчлененные и понятные образы мыслящего разума. Они должны пройти обработку, прежде чем станут таковыми. Сначала они должны «подняться» из глубины сердца. Затем они приходят к первому порогу, где становятся «ощутимыми». Это «ощущение» – намного более древнее состояние сознания, чем разумное познание. Оно предшествует разделению на силы и виды деятельности. Ему не хватает ясности чистого разумного познания. С другой стороны, оно богаче, чем просто разумное познание. То, что поднимается из глубин, сначала прочувствывается и оценивается, а затем принимается решение, нужно ли дать «раскрыться» тому, что поднялось, есть в этом потребность или нет. Здесь необходимо заметить: то, что поднимается естественным образом и ощущается, является уже не чистой внутренней жизнью души, но ответом на что-то, приведшее ее в движение. Но эти размышления уводят нас в другом направлении, куда мы не будем углубляться. На пороге, где происходит прочувствывание поднявшихся движений, начинается разделение отдельных душевных способностей и формирование очевидных образов. Сюда относятся обработанные разумом мысли с разумным их подразделением (это «внутренние слова», для которых затем находятся «внешние слова»), движения души и решения воли, которые в качестве действующих сил входят во внутренние взаимосвязи душевной жизни. «Душевная жизнь» уже более не исконная жизнь на глубине, но нечто постигаемое «внутренним восприятием». А внутреннее восприятие, в свою очередь, – совершенно иной вид постижения, нежели то первое прочувствывание, которое поднимается из глубины. Так же и это восхождение из глубины отлично от «возникновения» уже оформленного образа, который сохраняется в памяти и снова оживает.
Из того, что поднимается и становится «ощутимо», отнюдь не все ощущается на самом деле. Многое раскрывается, становится внутренним и внешним словом, превращается в желание, волю и действие, «едва успеешь оглянуться». Только тот, кто живет на глубине в совершенной сосредоточенности, может верно стоять на страже «самых первых движений».