Наука логики. Том 2

«Что тут желают знать, – указывает далее Кант, – это всеобщий и надежный критерий истины всякого познания; […] он должен был бы быть таким, который имел бы силу в применении ко всем познаниям без различия их предметов; […] но так как в таком случае мы отвлекаемся от всякого содержания познания (от отношения к его объекту), а истина касается именно этого содержания познания, то было бы совершенно невозможно и несуразно спрашивать, в чем заключается признак истинности этого содержания познаний»[10]. Здесь очень определенно выражено обычное представление о формальной функции логики, и приведенное рассуждение кажется весьма убедительным. Но, во-первых, мы должны заметить, что обычная участь такого рода формального рассуждения – забывать в своем словесном изложении то, что оно сделало своей основой и о чем оно говорит. Было бы несуразно, слышим мы, спрашивать о критерии истинности содержания познания; но, согласно приведенной выше дефиниции, истину составляет не содержание, а его соответствие понятию. Такого рода содержание, как то, о котором говорится здесь, без понятия есть нечто лишенное понятия и, стало быть, лишенное и сущности; о критерии истинности такого содержания, конечно, нельзя спрашивать, но по противоположному основанию: нельзя спрашивать потому, что оно из-за своей непричастности понятию не есть требуемое соответствие, а может быть лишь чем-то принадлежащим области непричастного истине мнения. Если мы оставим в стороне упоминание о содержании, создающем здесь путаницу, в которую, однако, формализм постоянно впадает и которая заставляет его, как только он вдается в разъяснения, говорить обратное тому, что он хочет сказать, и остановимся лишь на том абстрактном взгляде, согласно которому логическое есть нечто лишь формальное и отвлекается от всякого содержания, то в таком случае мы получим одностороннее знание, которое, согласно этому взгляду, не содержит в себе никакого предмета, пустую, лишенную определений форму, которая, стало быть, столь же мало есть соответствие (ибо для соответствия обязательно требуются две стороны), – форму, которая равным образом не есть истина. В лице априорного синтеза понятия Кант обладал более высоким принципом, в котором могла быть познана двойственность в единстве, стало быть, то, что требуется для истины; но чувственная материя, многообразие созерцания слишком сильно властвовали над ним, так что он не мог отойти от них и обратиться к рассмотрению понятия и категорий, взятых сами по себе, и к спекулятивному философствованию.