Наука мудрости

По той же причине либералы сомневаются, что Нэнси Рейган стала бы таким горячим сторонником государственной поддержки изучения стволовых клеток, если бы ее муж не страдал болезнью Альцгеймера. Почему, удивляются они, ей не очевидно, что эта позиция противоречит знаменитой фразе ее мужа: «…девять самых страшных слов в английском языке — это „Я представитель государства, и я пришел, чтобы вам помочь“ (I’m from the government and I’m here to help)»? Либералам казалось странным и то, что предвыборная платформа Сары Пэйлин предполагала сокращение государственных расходов, но при этом она отстаивала увеличение федерального финансирования программ помощи детям-инвалидам, — пока они не узнали, что инвалидом является один из ее детей. В том же ключе люди склонны объяснять взгляды консерватора, который провел ночь за решеткой, и взгляды левого политика, который подвергся ограблению на улице или, пытаясь открыть ресторан, столкнулся с придирками санинспектора.

Значит ли это, что, по-нашему, все эти люди не осознают, что их личный опыт сказался на их суждениях? Нет, не значит, по крайней мере не всегда. Влияние наивного реализма не столь прямолинейно. Человек иногда вполне готов признать, что на его позицию повлиял личный опыт. Но он будет настаивать, что этотконкретный личный опыт был для него источником новой информации, а вовсе не тенденциозности.

В таких ситуациях приходится слышать примерно такие объяснения: «Нельзя по-настоящему осознать важность исследования стволовых клеток, пока не увидишь вблизи разрушительные последствия болезни Альцгеймера»; «Невозможно оценить всю необходимость борьбы с гомофобией, пока не увидишь, как сильно она отягощает жизнь друга или родственника-гомосексуала»; «Тебе стало бы понятно, почему нам нужна позитивная дискриминация, если бы ты испытал на себе скрытый и вполне открытый расизм, с которым мне пришлось столкнуться в своей карьере»; «Ты не стал бы пренебрежительно относиться к предостережениям консерваторов по поводу государственного регулирования бизнеса, если бы сам попробовал открыть свое маленькое дело».

Чтобы изучить подобный ход мыслей, мы с Джойс Эрлингер, одной из наших аспиранток, рассказали группе студентов Корнеллского университета, что их учебное заведение обобщает свою практику позитивной дискриминации и в связи с этим собрало комиссию из студентов, чтобы получить отклик на предложенные изменения [21]. Затем каждого из респондентов просили оценить, в какой степени вклад в работу комиссии студента, принадлежащего к белому большинству или к одному из меньшинств, будет объективен (или тенденциозен) в силу его расовой принадлежности. Для этого нужно было поставить отметку на шкале между «этническая принадлежность студента скорее помешает ему иметь ясное представление о проблемах» и «этническая принадлежность студента скорее поможет ему иметь ясное представление о проблемах».

Полученные результаты были однозначны и красноречивы. И белые, и представители меньшинств считали, что раса другой группы респондентов помешает им ясно видеть проблемы. Но ни одна группа не думала о своей собственной расовой принадлежности как об источнике тенденциозности, а представители меньшинств даже считали, что их расовая принадлежность — уникальный и важный источник знаний по обсуждаемым проблемам.

То же распределение ответов обнаружилось, когда мы опросили членов университетской сборной спортивной команды и студентов, занимающихся спортом просто как любители. На этот раз вопрос был гораздо менее эмоционально заряженным: должен ли новый тренировочный центр быть доступным только членам официальной команды или всему населению студгородка. Члены обеих групп настаивали, что мнение другой группы более тенденциозно в силу личной заинтересованности, а что их собственное положение (участие или неучастие в сборной) делало их точку зрения более компетентной и обоснованной. Таким образом, дело не просто в том, что люди полагают себя менее подверженными тенденциозности, чем другие (особенно если другие занимают противоположную позицию по спорному вопросу). Люди к тому же склонны думать, что то, что затуманивает суждение других, служит дополнительном источником правильного понимания для них самих! В противоположность этому мудрый человек осознает, что у каждой монеты две стороны: выигрышное положение, позволяющее лучше видеть одни вещи, может помешать видеть другие, которые лучше видны с иной точки обзора.

А как же честность и беспристрастность?