Наука, не-наука и все-все-все

И еще на один предмет я хотел бы потратить минуту-другую: на проблему моральных ценностей и этических оценок – на проблему, которой наука не может заниматься, как я уже сказал, и которую я не знаю, как сформулировать. Одну возможность я все же вижу. Наверное, есть и другие, но я вижу одну. Понимаете, нам нужен своего рода механизм – что-то вроде нашего фокуса с наблюдением – проверить и поверить – вот такой способ отбора моральных ценностей. Во времена Галилея много спорили насчет того, что заставляет тела падать, говорили о среде, о притяжении и отталкивании и так далее. А вот Галилей презрел все эти рассуждения и путем опыта показал, что тело падает, подсчитал, насколько быстро падает, и описал падение. И с результатом опыта уже не поспоришь. Именно так нужно проводить исследования – получая результат, против которого не поспоришь, и по возможности не думать о механизмах, о теории, которая стоит за явлением. Затем постепенно, с накоплением опыта, найдутся и другие теории – возможно, более точные. На заре развития науки были страшные споры, к примеру, о свете. Ньютон провел кое-какие эксперименты, которые показали, что луч света, если его разложить с помощью призмы, далее уже нельзя разложить. Почему ему пришлось спорить с Хуком? Ему пришлось спорить с Хуком из-за тогдашних теорий насчет света. Спор шел не о том, верно ли описано явление. Хук просто взял призму и убедился, что именно так и происходит.

Итак, вопрос таков: можно ли решать моральные проблемы, пользуясь методом аналогий? Уверен, вполне можно достигнуть согласия относительно последствий, согласия с конечным результатом, но, наверное, не с причиной, по которой мы делаем то, что должны делать.

Рассуждения, имевшие место при зарождении христианства, – о том, состоит ли Иисус из субстанции такой же, как Бог-Отец, или из той же самой субстанции, – эти рассуждения привели к разделению богословов на омоусиан и омиусиан. Смешно, но люди страдали из-за таких вещей. Портились репутации, кого-то убивали, – из-за споров о том, чем отличается «то же самое» от «подобного». Мы должны усвоить урок и не спорить о причине нашего согласия, если согласие достигнуто.

Поэтому я считаю энциклику папы Иоанна XXIII одним из самых замечательных событий нашего времени и большим шагом в будущее. Не могу найти лучшего выражения моей веры в нравственность, в долг и ответственность человечества, людей перед другими людьми, чем то, что сказано в этой энциклике. Я не согласен с отдельными принципами, лежащими в основе некоторых идей, – что они исходят от Бога, я, например, лично не верю, как и в то, что какие-то из этих идей – естественное продолжение мыслей первых пап.

Я не согласен, но я не собираюсь высмеивать и не собираюсь оспаривать. Я согласен с тем, какие обязанности и какую ответственность налагает папа на людей.

Я считаю эту энциклику началом нового будущего, будущего, в котором мы, вероятно, не станем придумывать теорий, объясняющих, почему мы верим в то или это, поскольку, в конце концов, когда речь идет о делах, мы верим в одно и то же.

Большое спасибо, мне было приятно.

О Ричарде Фейнмане

Ричард Фейнман родился в Бруклине в 1918 году. Докторскую степень получил в Принстонском университете в 1942 году. Несмотря на молодость, сыграл важную роль в Манхэттенском проекте во время Второй мировой войны. Преподавал в Корнелльском университете, затем в Калифорнийском технологическом институте. В 1965 году получил Нобелевскую премию по физике – вместе с Синъити́ро Томона́гой и Джулианом Швингером – за работы в области квантовой электродинамики.

Доктор Фейнман был награжден за успешное применение теории квантовой электродинамики для решения различных задач. Он также создал математическую теорию, объясняющую сверхтекучесть жидкого гелия. Впоследствии вместе с Марри Гелл-Манном он написал фундаментальный труд о слабых взаимодействиях, таких как бета-распад. В последующие годы Фейнман сыграл ключевую роль в развитии теории кварков, предложив для анализа столкновений протонов партонную модель.

Помимо этих достижений Фейнман придумал принципиально новые способы подсчетов и записи – повсеместно распространенные диаграммы Фейнмана, вероятно, больше, чем любые другие системы в современной науке, изменили способ осмысления, отражения и вычисления основных физических процессов.

Фейнман был замечательным педагогом. Из всех своих многочисленных наград он больше всего гордился медалью Эрстеда за преподавание, которую получил в 1972 году. О фейнмановских лекциях по физике, впервые опубликованных в 1963 году, журнал «Сайнтифик Америкэн» писал: «Замешано круто, но питательно и вкусно; вот уже двадцать пять лет – это руководство для преподавателей и лучшая книга для студентов». Чтобы сделать физику доступнее для широкого круга непрофессионалов, Фейнман написал книги «Характер физических законов» и «КЭД – странная теория света и вещества». Он также автор нескольких других публикаций, ставших классическими справочниками и учебниками для студентов и исследователей.