Наука о сне. Кто познает тайну сна – познает тайну мозга!

В гуманитарных науках — психологии, этнологии, лингвистике — позитивизм играл исключительно описательную или таксономическую роль, но эти описания не сопровождались никакими теориями познания человека.

Структурализм

Структурализм признает, что существует врожденное знание (не возникающее из опыта). Разум, конечно, конструирует реальность на основе опыта, но делает это благодаря неким врожденным понятиям. Следовательно, исключительно важно знать природу этих понятий, притом, что одного только простого наблюдения для этого недостаточно, так как поведение человека опирается на некие «глубинные структуры».

Самым знаменитым из основателей структурализма был Зигмунд Фрейд. По его мнению, поведение человека находится под влиянием не тех событий, которые мы осознаем, а скорее, «глубинных структур» подсознания, которые не могут быть вскрыты ни объективно, ни субъективно. А значит, их надо выявлять по косвенным признакам с помощью анализа поверхностных структур в соответствии с психодинамическими представлениями о правилах взаимодействия между глубинными и поверхностными структурами.

К сожалению, явная слабость психоанализа состоит в том, что его гипотезы невозможно проверить. Вот почему в попытках понять сверхсложное поведение человека структуралистские теории все еще остаются «приемлемыми».

Трансцендентные понятия

Способность к индуктивному рассуждению, очевидно, появляется у человека еще до возникновения рационального опыта. Кант упорно настаивал на том, что чувственные ощущения превращаются в рациональный опыт (иными словами, приобретают смысл) только в том случае, если они интерпретируются с таких априорных позиций, как пространство и время. В этом случае индукция, или причинность, позволяют разуму воссоздать реальность посредством рационального опыта. Кант назвал эти понятия трансцендентными, так как они трансцендентны по отношению к рациональному опыту (то есть превосходят его, выходят за пределы рационального познания).

Кантианское понятие априорного знания полностью соответствует современной эволюционистской мысли. Действительно, априорные кантианские понятия (времени, пространства и причинности) кажутся встроенными в наш мир, поскольку наследственные детерминанты психических функций эволюционировали в наибольшей степени, так как отбирались по своей эволюционной важности точно так же, как это происходит с генами, лежащие в основе врожденного поведения. Так, у новорожденного ребенка действие, состоящее в сосании материнской груди, не нуждается ни в каком обучении.

Эти эволюционные (дарвинистские) соображения трансцендентны, то естьпревосходят поддержку кантианской эпистемологии со стороны биологии. Действительно, эволюция нашего мозга может объяснить не только окружающий мир, но также и то, почему такие понятия становятся менее полезными, когда мы пытаемся исследовать и понять мир в его самых скрытых и глубоких научных аспектах.

Из-за этих априорных понятий и возникло одно философское препятствие — барьер для безграничного научного прогресса; именно, Нильс Бор хорошо понимал исключительную важность семантическую природу науки, когда писал[65]: «Поскольку задачей науки является увеличение и упорядочение нашего опыта, всякий анализ возможностей и предпосылок человеческого познания должен опираться на рассмотрение характера и полноты наших способов общения. Основой, конечно, является язык, выработанный для ориентировки в окружающем и для организации человеческого общества».

«Однако в результате расширения нашего опыта не раз возникали вопросы о том, достаточно ли тех понятий и идей, которые воплотились в нашем обыденном языке[66][67]. Конечно, кантианские априорные идеи (время-пространство-причинность) вполне очевидны и понятны даже детям, еще не проходившим физики. Эта процедура (научного описания явлений в рамках кантианских идей) была вполне удовлетворительной до тех пор, пока изучаемые явления были похожи на те, с которыми мы сталкиваемся каждый день (а также бо́льшими или меньшими на несколько порядков), поскольку именно по таким параметрам наш мозг проходил отбор в процессе своей эволюции, завершившейся созданием Homo sapience».

«Однако такая ситуация стала меняться с началом этого (XX) века с его бурным развитием физики, которая заинтересовалась частицами, в миллионы раз меньшими, и интервалами времени, и периодами взаимодействия, в миллиарды раз меньшими или бо́льшими (космологическими), чем те, к которым мы привыкли».

Таким образом, опять цитируя Бора, «стало трудно ориентироваться в области, полностью неприспособленной к нашему изучению и использованию, поскольку описание новых явлений в привычных терминах приводит к таким противоречиям в представлении об этой новой реальности, которые делают ее совершенно непостижимой».