Но общительность присуща и асоциальным людям, которые не испытывают потребности в контакте с окружающими. Причем речь идет не о тех, кто враждебно настроен к социуму или имеет диагностированное психическое расстройство (например, аутизм), которое может проявляться в отсутствии интереса к общению или в трудностях с социализацией. Я говорю о людях, не получающих удовольствие от коммуникации, чьим добровольным выбором является одинокое времяпрепровождение. Как такое аномальное поведение согласуется с популярным мнением ученых о том, что люди от природы заинтересованы в социальных контактах как в источнике удовольствия, связанном с привязанностью и принадлежностью к группе?
Горе от разрыва с любовником, партнером или другом может спровоцировать выброс гормонов стресса и генерацию болевых сигналов такой силы и продолжительности, которые человек не всегда может выдержать.
Чтобы исследовать этот вопрос, я бы хотела – только не удивляйтесь – изучить поведение членов пчелиной колонии. Я поговорила с доктором Джином Робинсоном, директором факультета геномной биологии Иллинойсского университета. Его лаборатория изучает, как связаны активность генов и социальное поведение у медоносных пчел,
Джин, который моментально и по-научному точно отвечал на все мои вопросы о возможности применения этих знаний к людям, подтвердил, что простых аналогий здесь нет: «Все же в мозге пчел есть область, называемая грибовидными телами (явный претендент на самый странный биологический термин). Она отвечает за реакцию на социальные раздражители и восприимчива к октопамину». Оказалось, что октопамин – это аналог дофамина у беспозвоночных, точно так же участвующий в возникновении удовольствия.
Вернемся к общению и той роли, которую оно играет в социальной сплоченности сообщества и вознаграждении индивида. Медоносные пчелы «разговаривают» друг с другом, исполняя виляющий танец. С помощью него они показывают путь к источникам пищи. Джин обнаружил, что кокаин активизирует выработку октопамина, из-за чего пчелы начинают танцевать более интенсивно. Если направить пчел, которым ввели кокаин, на источник некачественного сахара, они не заметят подвоха и будут отправлять к нему своих сородичей. Именно тут прослеживается поразительное сходство между поведением пчел и людей. Похоже, под действием наркотика пчела получает огромное удовольствие от того, что распространяет хорошие вести (хотя я не могу не задаваться вопросом о социальных последствиях для такого насекомого, поскольку его новости были не так хороши, как ему казалось, и из-за него весь улей бесполезно потратил время и силы). Однако если отбросить эту мысль, то исследование однозначно указывает на связь системы вознаграждения индивида с извлечением выгоды для всего общества.
Другое интересное открытие Джина состоит в том, что в любой популяции пчел есть небольшая группа абсолютно асоциальных особей, которые не реагируют на смерть своей королевы или на вторжение чужаков. Джин измерил экспрессию генов в их грибовидных телах и выявил около тысячи генов с иной экспрессией. Он также обнаружил статистически значимое совпадение между этими генами и теми, что связаны с подобным отсутствием социальных черт у людей. «Нам бы не хотелось сводить все к поверхностному сравнению, – говорит Джин. – Пчелы – не маленькие люди, а люди – не большие пчелы. Но наши общие черты на молекулярном уровне позволяют утверждать, что социальный мозг, эволюционировавший у этих двух видов на разных ветвях эволюции, использует схожие субстраты и модели поведения». Согласно его гипотезе, асоциальные пчелы и люди играют определенную роль в своем сообществе – например, если случится бедствие, спокойное и стабильное меньшинство, устойчивое к грядущим общественным последствиям, сможет существовать как ни в чем не бывало, повышая шансы на выживание вида.
Судя по всему, ключ к грандиозной загадке любви, который мы искали на протяжении всей этой главы, кроется именно здесь – в рождении, воспитании и обеспечении потомства социальной средой. Ранее мы уже говорили о том, что пищевые привычки человека формируются задолго до его зачатия. В этой же главе мы убедились, что половой акт и его производные – эмоции – также связаны с будущим.