«Стратегия, — пишет он, — в тесном смысле слова это трактат об операциях на театре военных действий… Стратегия в широком смысле есть синтез, интеграция всего военного дела, его обобщение, его философия. Она является сведением в одно общее русло всех отдельных учений о войне, наукой всех военных наук. Как философия вообще стремится к объяснению мировых явлений, так и стратегия, понимаемая в самом широком смысле как философия военного дела, имеет задачей объяснение военных явлений не только каждого по одиночке, но и в особенности — в общей связи между ними».
В постановке высшей стратегии, задачи науки, обобщающей все остальные военные науки, нельзя не видеть стремления глубокого ума Г.А. Леера к созданию военной науки, которая могла бы встать в ряды наук положительных. Но даже при столь широкой трактовке задания стратегии она являемся скорее философией теории военного искусства, чем наукой о войне. Таковым и является замечательный курс стратегии Леера.
В своих последних работах ген. Г.А. Леер пошел дальше. В книгах «Метод военных наук» и «Коренные вопросы», он уже вступил на путь «чистой» паузки о войне.
Задачей «чистой» науки о войне, как мы говорили выше, должно быть изучение войны как явления общественной жизни, а не только исследование способов ведения войны. Поэтому оставление за ней наименования «стратегия» не отвечает ее существу. Ее новое наименование было произнесено в начале этого столетия тоже русским военным ученым ген. Михневичем, говорившим с кафедры Русской военной академии о необходимости создания «социологии войны».
Ввиду того, что явления войны подчиняются известной закономерности, наука о войне (социология войны) будет стремиться к открытию законов. Между тем наука о ведении войны (теория военного искусства) даже при самых широких обобщениях может свести таковые лишь к принципам.
Различие это существенно.
Закон представляет постоянное, определенное и неизменное соотношение между явлениями природы и человеческой как индивидуальной, так и общественной жизни, существующее благодаря постоянному и неизменному «соотношению сил и факторов, производящих эти явления.
Закон только утверждает какой-либо факт существования, сосуществования, последовательности или сходства явлений и никаких целей деятельности не ставит. Находясь вне всякой зависимости от нашей воли (воля является для закона лишь частью явления), закон безусловен.
Принцип представляет собой только некоторое обобщение. Хотя принцип касается только сущности, но он имеет непосредственное отношение к постановке цели. Он является основной идеей, которой следует держаться при решении известных вопросов военного дела. Он является регулятором для творчества, хотя и отнюдь не сковывающим последнее; в нем заключается, как говорит Г.А. Леер, «только цель, которая должна быть достигнута»[13].
Таким образом, принцип не утверждает, подобно закону, какой-либо факт, а хотя и условно, но рекомендует, чтобы нечто было. Предложение, сказуемое которого выражается словами, должно быть, хотя бы даже подразумеваемое в самом широком смысле, отлично по сущности от предложения, выражаемого при помощи слов «есть» и «будет»[14].
Теория военного искусства, то есть наука о ведении войны может получить правильную исходную точку только от науки о войне, исследующей природу и сущность явлений войны. Эта последняя даст обоснование в тех случаях, когда теория военного искусства строит свои выводы дедуктивно. Не меньшее значение будет принадлежать социологии войны в тех случаях, когда наука о ведении войны получает свои выводы непосредственно из опыта (индуктивно). В таком случае идеалом будет полное соединение этих выводов (полученных индуктивно) с заключениями, выведенными дедуктивно из положений, установленных о войне наукой. Но даже в тех случаях, когда этого нельзя будет достигнуть — социология войны принесет большую пользу тем, что, основываясь на исследовании природы явлений войны, он укажет каждому обобщенно те рамки, в которых оно достоверно. Уже одна эта задача чрезвычайно важна.