Наука Плоского мира. Книга 3. Часы Дарвина

Мы заставляем наш мир вращаться, вводя новые, невообразимые правила и возможности, взвешивая альтернативы и принимая решения, тем самым создавая у себя ощущение «свободы воли» – и действуя таким образом даже если мир «на самом деле» детерминистичен. Мы опираемся на настоящее, чтобы создать еще большее будущее. Наука основывается на технологиях, а технологии основываются на науке, создавая надежную лестницу, ведущую к экстеллекту.

А единственная ли это лестница?

Если прошлое было другой страной, то будущее станет чужой планетой.

Однако…

Как однажды сказал Эйнштейн, самое удивительное в нашей вселенной это то, что она постижима. Не вся, но достаточно, чтобы мы могли чувствовать себя в ней как дома. Это логично – почти как в истории Плоского мира. Что особенно удивительно, если учесть, что факты необязательно должны быть логичными: строгим правилам вынужден подчиняться лишь умело сочиненный вымысел.

Эту постижимость можно отчасти объяснить. Мы эволюционировали в этой вселенной – эволюционировали, чтобы в ней выжить. Способность рассказывать себе истории типа «что если» и понимать их очень важно для выживания. Мы были отобраны самой природой, чтобы рассказывать такие истории.

А вот причину, по которой вселенная может быть представлена в людских историях, объяснить не так легко. Но ведь в противном случае мы бы их не рассказывали, верно?

Это возвращает нас к Чарльзу Дарвину, архитектору нашего настоящего, которое для него было будущим и, несомненно, показалось бы чуждым для любого викторианца. В восемнадцатой главе мы оставили его сидящим на «густо заросшем берегу», наблюдающим за птицами и насекомыми и размышляющим о природе жизни. Последний абзац «Происхождения видов», начинаясь с легких мыслей об этом береге, затем приходит к революционному заключению:

Таким образом, из войны природы, из голода и смерти непосредственно вытекает самый высокий результат, какой ум в состоянии себе представить, – образование высших животных. Есть величие в этом воззрении, по которому жизнь, с ее различными проявлениями, творец первоначально вдохнул в одну или ограниченное число форм; и между тем как наша планета продолжает вращаться согласно неизменным законам тяготения, из такого простого начала развилось и продолжает развиваться бесконечное число самых прекрасных и самых изумительных форм.

Глава 25 На густо заросшем берегу

Когда волшебники появились в центральном зале музея, наступила полночь. Кое-где горел свет, и его как раз хватало, чтобы заметить скелеты.

– Это какой-то храм? – спросил заведующий кафедрой беспредметных изысканий, похлопывая себя по карманам в поисках кисета и пачки «Вицлас». – Из тех, что странные?

«+++ Безусловно +++», – пророкотал в воздухе голос Гекса. – «+++ Во всех вселенных, где была написана «Теология…», существовал Храм Восхождения Человека. Но в этой его не было. +++»

– Очень впечатляет, – заметил декан. – Но почему бы нам просто не показать ему большой снежный ком? Он будет польщен, узнав, что человечество погибло по его вине.

– Мы и так уже достаточно запугали беднягу, вот почему! – отрезал Чудакулли. – А это он поймет. Гекс говорит, они начали строительство еще когда Дарвин был жив. Чучела животных, кости… все эти вещи ему знакомы. А теперь отойдите и дайте ему немного пространства.

Они отступили от стула, на котором Дарвин был перемещен сюда в своем голубом свете. Чудакулли щелкнул пальцами.

Дарвин открыл глаза и застонал:

– Это никогда не кончится!

– Нет, мы вернем вас обратно, сэр, – сказал Чудакулли. – Это значит, что уже скоро вы проснетесь. Но мы подумали, что сначала вам стоит еще кое-что увидеть.

– Я и так уже достаточно насмотрелся!

– Не совсем достаточно. Джентльмены, свет, пожалуйста, – сказал аркканцлер, выпрямляясь.

Свет – это простейшая магия. Зал озарился свечением.

– Мистер Дарвин, мы в музее естественной истории, – произнес Чудакулли, отступая назад. – Его открыли после того, как вы умерли в почтенном возрасте. Это ваше будущее. Полагаю, где-то здесь вы запечатлены в виде статуи. Несомненно, это место, где вас почитают. Выслушайте, пожалуйста. Я хотел бы, чтобы вы знали: благодаря вам человечество стало достаточно приспособленным для выживания.

Обведя взглядом зал, Дарвин искоса взглянул на священников.

– Выражение «выживание самых приспособленных» не… – начал он.

– Боюсь, в данном случае уместнее говорить о «самых везучих», – заметил Чудакулли. – Вы знакомы с идеей стихийных бедствий на протяжении истории, мистер Дарвин?

– Разумеется! Нужно только изучить…

– Но вам неизвестно, что они стерли с лица Земли все разумные формы жизни, – мрачно продолжил Чудакулли. – Сэр, сядьте обратно…

Они рассказали ему о цивилизациях крабов, осьминогов, ящеров. Рассказали и о снежном коме[85].

Думминг подумал, что Дарвин хорошо держался. Он не кричал и не пытался убежать. Впрочем, то, что он делал, в некотором смысле, было хуже – он медленным, печальным тоном задавал вопросы, много-много вопросов.