В книге «Расплетая радугу» Ричард Докинз сравнивает юных людей с прожорливыми гусеницами, жадно поглощающими информацию, особенно информацию от родителей: Дед Мороз, рай, феи, именинный торт. Докинз обращает наше внимание на то, насколько мы должны быть доверчивы в этом возрасте, чтобы избежать трудностей в обучении, и в то же время, взрослея, приобретать всё более скептический взгляд на мир. Именно с последним условием у многих взрослых возникают трудности, к вящей радости астрологов, потомственных колдунов, священников и тому подобной публики.
На примере из жизни Джека можно удостовериться, насколько некритично впитывают информацию дети. На протяжении тридцати лет он вёл факультатив по уходу за животными и был впечатлён распространённостью среди учащихся тех или иных различных зоофобий (впрочем, позже он сообразил, что в данном случае у него была особенная выборка студентов). Около четверти учащихся боялись пауков, несколько реже боялись змей (а в совсем уж запущенных случаях ещё и червей). Некоторые боялись крыс и мышей, а кое-кто неадекватно реагировал на птиц, их перья или на летучих мышей. У нас, конечно, нет документальных свидетельств, но выглядит всё так, словно эти фобии – своеобразная культурная инфекция: мать кричала, увидев паука в ванной, или по телевизору показывали фильм о страшных ядовитых змеях. (В действительности ядовиты лишь 3 % из них, но с эволюционной точки зрения лучше считать опасными всех по умолчанию.) Крыс часто изображают как грязных животных, то же самое относится и к мышам. Что именно вызывает боязнь птиц и птичьих перьев, Джек так и не сумел понять, но, безусловно, корни этих фобий кроются в семье, что является куда более вероятным объяснением, нежели генетическое происхождение. Всё это прекрасные примеры того, как верования передаются от мозга к мозгу, словно компьютерный вирус, распространяемый в вербальной форме. Тем не менее мы видим и то, насколько полезны оказывались данные фобии, когда люди были ближе к природе. Они помогали узнать, от каких существ нужно удирать как можно скорее. И неважно, что в результате мы с опаской относимся к совершенно безобидным существам: уж лучше так, чем наоборот.
Верования формируются при взаимодействии между разумом индивида и его окружением, в первую очередь другими людьми, но и с миром природы: взять хоть бы тех же пауков. Теперь давайте в общих чертах рассмотрим эти взаимодействия.
Если А воздействует на Б, мы называем это действием; если Б, в свою очередь, тоже воздействует на А, мы уже говорим о
Представьте актёра, выходящего на подмостки, и публику, на него реагирующую. Актёр, в свою очередь, реагирует на их реакцию, вызывая у публики новую реакцию на смену его образа, и так далее. В книге «Упадок хаоса» мы назвали это глубинное взаимодействие
Соучастие матери и ребёнка, а затем ребёнка и его учителей, спортивной команды и, наконец, всего взрослого мира – это и есть тот самый конструктор «Собери человека», о котором мы упоминали недавно. Для обозначения данного культурного взаимодействия мы даже придумали слово «экстеллект». Интеллект индивидуален. Каким-то образом наш мозг хранит, выдавая по мере необходимости, полезные идеи и навыки. Однако большая часть коллективных знаний той или иной культуры, образующих отдельный массив информации, находится
Так откуда же берутся человеческие верования? Они зарождаются при соучастном взаимодействии нашего индивидуального интеллекта и окружающего нас экстеллекта. Этот процесс продолжается и когда мы становимся взрослыми, но в детях он сказывается много сильнее.
Франциск Ксаверий, миссионер и один из основателей ордена иезуитов, говорил: «Дайте мне ребёнка, пока ему не исполнилось семь лет, и я верну вам человека». Главная составляющая современного экстеллекта – сеть Интернет выловит вам едва ли не бесконечное число интерпретаций данной фразы, но все они будут сходиться на пластичности человеческого интеллекта в детстве и устойчивости его у взрослого человека.