Наука побеждать

Надо заметить, Ахромеев был в корне не прав. Штабс-капитан Рыбаков снова оседлал любимого конька.

— Что бы вы ни говорили, господа, — продолжал он, — а британцы нам не враги. Бонапартий пригрел наших извечных противников поляков, которые только и ждут, как бы перейти границы и ударить нам в спину. Варшавское восстание вспомните, сколько тогда русских погибло. И Юзеф Понятовский сейчас наполеоновский генерал, эскадроны кракуз и улан стоят на наших границах. Мы же дерёмся тут, в Испании, за французские, заметьте, интересы.

В этот момент вошли мы. Ахромеев для театральности в ладоши похлопал и весёлым голосом сказал:

— Мы вовремя, господа офицеры, что за разговоры вы тут ведёте. — А затем уже изменившимся до неузнаваемости голосом рявкнул: — Тайная канцелярия! Штабс-капитан Рыбаков, вы арестованы! За враждебную агитацию в военное время!

— Что это значит?! — вскричал Рыбаков. Оказавшийся именно таким, каким описывал его Ахромеев. Не высокий и не низкий, с неприятными какими-то дряблыми чертами лица, выдающими пристрастие к вину и разврату, и бегающими пальцами карточного шулера. — Суворов, вот уж от кого не ожидал?! Прославленный офицер и вдруг из тайной канцелярии!

— Окститесь, Рыбаков, — отмахнулся я. — Я офицер линейной пехоты, а тут просто помогаю друзьям. Как раз из тайной канцелярии.

— Фи, Суворов, — усмехнулся Рыбаков, — такого я не ожидал от вас.

И он ухватился за рукоять пистолета, но я опередил его, поймав ладонь и сжав в кулак. Рыбаков заскрипел зубами, пытаясь освободить руку, но не сумел. Слаб он был против меня, пристрастие к вину и женщинам в больших количествах, не приводят ни к чему хорошему. В общем, мы быстро разоружили штабс-капитана Рыбакова и с помощью вызвавшегося Фрезэра проводили через пол-лагеря к неприметной палатке из серого полотна. Ахромеев со штабс-капитаном зашли внутрь, мы же с Фрезэром остались снаружи.

— Послушайте, — сам не знаю, зачем спросил я у него, — а откуда у вас такое странное отчество?

— Моего отца звали Мэтчем, — ответил Фрезэр, — но здесь, в России, его имя переделали на Март, так проще произносить и вроде похоже. Так стал я по паспорту Марк Мартович. Кстати, я на правах соотечественника навестил капитана Мак-Бри, мы с ним даже некие дальние родственники по линии дома Ловат, к которому оба принадлежим. Ну да в нашей родословной чёрт ногу сломит, — усмехнулся он и продолжил: — Так вот, капитан Мак-Бри, вы взяли его в плен при Бургосе, если помните, хочет повидаться с вами. Когда узнал, что я ваш знакомец и бывший подчинённый, прямо-таки настаивал на встрече.

— Хорошо, — сказал я. — Я поговорю с ним, если он настаивает. Почётных пленников надо уважать.

Капитан Мак-Бри оставался с нами на протяжении всего марша. Его побоялись держать в Бургосе. Испанцы с французами могли выместить на нём всю злость за зверства британцев в этой войне. Так что он шагал с обозом нашей дивизии, выделяясь полинявшим красным мундиром и килтом вместо рейтуз. Его разоружили, но в цепи не заковывали, лишь взяв слово офицера и джентльмена не пытаться бежать и не устраивать никаких диверсий в нашем тылу. Не смотря на это, за ним постоянно, хоть и ненавязчиво, присматривал младший офицер или унтер.

Я навестил его на следующий день. Красавец Мак-Бри сидел в палатке один и брился перед куском зеркала. Оружия у него не было, однако бритвенные принадлежности забирать у офицера никто не стал.

— А, мой дальний родственник передал мою просьбу, — сказал он, оторвавшись от бритья и поздоровавшись со мной, — вы, надеюсь, простите меня, бритьё такой процесс, который прерывать не стоит.

— Конечно, конечно, — кивнул я, устраиваясь на раскладном креслице, стоящем рядом с выходом из палатки. — Я вполне могу подождать.

Надо сказать, он довольно долго провозился, выбривая себе фигурную бородку.

— Итак, что вы хотели от меня? — спросил я, когда шотландец снял с лица горячее полотенце.

— Я хотел поговорить о вашем палаше, — ответил он. — Тогда, на батарее, вы сказали, что он у вас с битвы под Броценами. Вы купили его после боя или захватили, как трофей?

— Я убил офицера, вооружённого им, — честно сказал я, — и взял палаш с тела.

— Вы воевали с корпусом Джона Хоупа, верно? — уточнил он, я кивнул. — В нём был только один шотландский батальон, Семьдесят девятого горского полка Камерона. Офицеров в нём было не так и много. Одним из них был мой родственник. Хэмфри Мак-Бри из Гленмора, первый лейтенант. У вас, сударь, его палаш.

— Отчего вы думаете, что это именно его палаш? — удивился я. — Офицеров в батальоне, конечно, не так и много, однако палашей было не один и не два.

— Дайте мне ваш, — попросил Мак-Бри — Я скован словом лучше кандалов и не причиню вам вреда.

— Этого не стоило говорить, сударь, — заявил я. — Я вам вполне доверяю. Вы человек достойный, как вы любите говорить, officer and gentleman.