Наука побеждать. Авантюра

   - Обращайтесь ко мне падре, - сказал мне паладин. - Я ведь лицо духовного сана, хоть и не твоей церкви. Мои люди, - резко мне он тему, - работали с ополченцами полгода, с тех самых пор, как мы прибыли в Уэльву для подавления восстания бывшего генерала Кастаньоса. Но вы, сын мой, сделали в десять раз больше всего за несколько недель. Ответь мне, как на исповеди, в чём твой секрет?

   - Никакого секрета в этом нет, падре, - покачал я головой. - Но прежде чем я расскажу вам, в чём дело, прошу вас, не сердиться на мои слова.

   - Если ты молвишь правду, сын мой, то я не стану гневаться на неё, ибо сие есть проявление гордыни, коя - смертный грех.

   Диего приходилось весьма сильно стараться, чтобы переводить мне слова гроссмейстера именно в тех выражениях, какие он использовал в речи. Однако он из кожи вон лез, чтобы не ударить в грязь лицом перед таким важным лицом. Ходили слухи, что лорд Томазо знает французский и немецкий, но не говорит на этих языках, так как не позволяет устав ордена.

   - Ваши паладины, лорд Томазо, наследники древних рыцарских традиций, люди, несомненно, благородного происхождения, - издалека начал я, - не считают ополченцев не то, что равными себе, но просто достойными солдатами, способными хоть на что-нибудь на поле боя. Ведь там всё решат они, паладины, и линейная пехота французов, и потому они на самом деле толком не занимались подготовкой ополченцев. Научили шагать - хорошо, обращаться с мушкетами - отлично! А что ещё надо? Вот паладины и проводили время на плацу ополченцев совершенно бесцельно.

   - Я обещал тебе, сын мой, не гневаться на тебя за правду, - вздохнул гроссмейстер, - однако гнев всё же овладевает моей душой, хоть и он - также смертный грех. Но направлен он не на тебя, сын мой, а на моих паладинов, которые пренебрегли долгом, возложенным на них мною. Я побеседую с ними после этого приёма. Благодарю тебя, сын мой, за то, что ты сообщил мне об их почти преступной халатности.

   - Если моё слово чего-то стоит в ваших, падре, глазах, - заметил я, - то прошу вас не судить их слишком строго. В этом виновны не они, но тысячелетние традиции, на которых стоит дворянство во всём мире. Я хоть и из дворян, но ещё дед мой был простым разночинцем и дослужился до чина, дающего право на наследственное дворянство, на статской службе. Именно потому я никогда не смотрел на солдат сверху вниз, ведь именно такие взгляды бросали на меня соученики по кадетскому корпусу

   - Ты очень интересный человек, юноша, - несколько сменил тон лорд Томазо. - Признаться, я хотел было повесить тебя, когда полковник Жехорс передал мне письмо от бывшего генерала Кастаньоса. Оно было выдержано в весьма оскорбительных тонах, и я поддался гневу, что бывает со мной весьма редко. Я вызвал к себе полковника и велел доставить того, кто привёз это письмо. В тот момент я полагал, что этот человек не может быть никем иным кроме шпиона герильясов.

   - Что же спасло меня от вашего гнева, лорд? - вежливо поинтересовался я.

   - Полковник Жехорс, - ответил лорд Томазо. - Он сказал мне, что сейчас ведёт проверку этого человека, для чего отправил его куда-то далеко с конным патрулём. После я как-то позабыл об этой истории, начав готовить войска для операции против обнаглевших герильясов. И вот я узнаю, что этот человек не просто является офицером гарнизона Уэльвы, но он ещё и сумел сделать из ополченцев настоящих солдат.

   - И снова я должен быть благодарен полковнику Жехорсу? - полуутвердительно сказал я.

   - Именно, - согласно кивнул гроссмейстер. - Он подошёл ко мне и сообщил, что ты, юноша, блестяще выдержал его проверку. И я решил пообщаться с тобою.

   - И к какому же выводу вы пришли из нашего разговора? Можете ли вы мне доверять?

   - Доверять, сын мой, я могу только сыну Вселенской Католической церкви. А ведь ты ортодокс, не так ли?

   - Православный, - позволил себя поправить гроссмейстера по-русски, - это слово имеет несколько иное значение.

   - Вижу, ты искушён в языкознании, - заметил он. - Но столь ли искушён ты в законе Божиим?

   - Не столь хорошо, - покачал я головой, - хоть и прилежно изучал его в гимназии и кадетском корпусе. Однако после этого у меня было немного времени для того, чтобы улучшить это знание. И потому я стараюсь воздерживаться от теологических споров, оставляя их богословам.

   - Похвально, сын мой, - кивнул лорд Томазо, - как твоё прилежание, так и то, что ты не желаешь влезать в те вопросы, в которых не разбираешься в достаточной мере. А теперь мне пора переговорить с иными гостями. Ступай с миром, юноша.

   - Благодарю вас, падре.

   Мы с Диего покинули лорда Томазо, вернувшись в компанию офицеров гарнизона. По дороге обратно я сердечно поблагодарил юношу за старания, ведь ему приходилось прилагать все знания обоих языков, чтобы быстро и, главное, точно переводить мне слова паладина, а ему - мои.

   (из воспоминаний генерала Франсиско Хавьера Кастаньоса-и-Арагонеса)