Наука побеждать

Но, как бы то ни было, немцев было намного больше. Батальон и взвод не могут одолеть полка. Как бы ни были хороши первые, и скверен — второй. Это военная аксиома. Ноги скользили на мостовой, между камнями текла кровь, под каблуки сапог то и дело попадались тела убитых врагов и друзей. Всё чаще падали гренадеры, да и британских, чёрных, так называемых, веллингтоновых, киверов над немецкими касками виднелось всё меньше.

Меня ударили прикладом по рёбрам с такой силой, что те в ответ затрещали, а я отлетел и врезался спиной в стену, к которой были вынуждены отступить мои гренадеры, чтобы избежать окружения и прикрыть тылы. Кивер съехал на глаза, я поправил его левой рукой, что спасло мне жизнь. Штык, нацеленный в горло, угодил в предплечье, раздробив кость. Боль пронзила левую руку, однако я отвёл её в сторону, скрипя зубами, и ткнул серого палашом в живот. Повернув клинок в ране, я выдернул его. Немец осел на мостовую, потянув приклад вниз. Штык начал выворачиваться, причиняя мне кошмарную боль. Я, буквально, слышал, как трещат кости предплечья.

— Вашбродь, — подскочил ко мне унтер в трижды простреленной шапке-митре. Он исполнял в роте обязанности фельдшера на поле боя, как объяснил мне Фрезэр. — Вам помощь нужна.

— Выдерни штык, — прохрипел я. — И рану перетяни. Потуже.

— Слушаюсь, вашбродь, — ответил гренадер.

— Солдаты! — скомандовал Фрезэр. — Прикрыть капитана и Лялина! Чтоб ни ода сволочь к ним не подобралась!

Между нами выстроилась живая, ощетинившаяся штыками стена солдат. Унтер Лялин быстро и сноровисто отомкнул штык, мне даже особенно больно не было, а после взялся за кольцо.

— Вот теперь терпите, вашбродь, — сказал он мне, и сильно дёрнул штык за кольцо.

Даже когда чёртов немец всадил мне пять аршин стали в руку, было не так адски больно. Я даже не закричал, а взвыл. Унтер тут же принялся сноровисто бинтовать мне руку. Закончив перевязку, Лялин протянул мне фляжку. Я сделал пару глотков — крепчайший самогон ожёг горло. Тяжело дыша, я кивком поблагодарил унтера и, опираясь на клинок палаша, поднялся на ноги.

— Вам бы в посольство вернуться, вашбродь, — посоветовал унтер. — Рана больно скверная.

— Воевать и так некому, — отмахнулся я, поморщившись от боли в левой руке.

Шеренга прикрывавших нас гренадер стремительно таяла. Немцы наседали на нас и британцев, мстя за первые минуты страха. И я понял, что загубил солдат. Мой маневр оказался ошибкой. Нельзя было выводить гренадер из посольства, а уж кидаться с взводом на полк серых, и вовсе верх глупости. Подвела меня удача, о которой столько толковал Ахромеев.

Я встал на своё место в шеренге и вновь вступил в бой. Поначалу морщась от боли в руке и рёбрах, но с каждой секундой всё больше втягиваясь в сражение и забывая обо всём, кроме врага. А врагов надо убивать.

Когда на крышах и в окнах домов, окружавших нас, появились мушкетные стволы, не знаю. Не знаю я, и сколько их было, но точно немало. Они дали залп по немцам. Один, другой, третий. Серые падали, сражённые градом пуль. Свинец косил их, буквально, в паре шагов от нас. Вот тут немцы не выдержали, и отступили. Остатки полка разбились на отдельные роты, и отошли в переулке. В полном, надо сказать, порядке отошли, но там их встретили ураганным огнём из окон и с крыш. В узком пространстве они оказались смертельно уязвимы. Никто из серых не ушёл.

— Who give orders where? — раздался знакомый голос. — Captain Suvorov?

— C'est Гa! — ответил я. — Капитан Суворов, сэр Артур.

Ко мне, переступая через трупы своих и чужих солдат, подошёл сэр Артур Уэлсли с окровавленной саблей в руке.

— Давно я не дрался сам, — мрачно сказал он. — С самой Индии. И скажу вам, капитан, не испытываю от этого ни малейшего удовольствия, не в пример многим молодым офицерам. Какими судьбами вы здесь?

— Не умею сидеть за стенами, когда людей режут, как скот, — ответил я.

— Goddammit! — усмехнулся сэр Артур. — Сказал бы кто, что я обрадуюсь русским солдатам в Лондоне, велел бы выпороть наглеца. Кем бы он ни был! Вы спасли нас.

— Нас, скорее, спасли ваши «чарли», — покачал головой я. Говорить становилось всё больней, видимо, рёбра мне прикладом повредили изрядно, несколько сломано, точно.

— От них иногда бывает толк, — кивнул сэр Артур, — но только при таком численном преимуществе и партизанской тактике. Надо прорываться в Гринвич. Там расположен Лондонский экипаж и казармы морской пехоты. Они, конечно, ещё большие мерзавцы, чем простые красномундирники, но вояки отменные. На них сейчас вся надежда.

— Отчего же? — удивился я. — А прочие полки гарнизона?