Во втором, соседнем, подземном водоеме Саша Игнатов достиг глубины сифона в 60 метров, опускаясь по уходящему вниз потолку. Он был опытным подводником, без него мы бы вряд ли решились на столь глубокое погружение. На глубине 18 метров (30 метров выданной веревки) у него в руках давлением раздавило наш герметичный «Эмитрон». Мы наверху услышали хлопок, но пузыри продолжали выходить, и тащить наверх насильно Сашу не стали. Он нырял с двухбаллоником, поэтому на глубине 60 метров он пробыл полминуты: 100-метровая веревка, размотанная полностью, не дала ему погружаться дальше, тут-то он и посмотрел на манометр. Всплытие прошло благополучно, компрессионной болезни не случилось. Женя Войдаков, нырявший там же через несколько лет с трехбаллонником, подтвердил наши измерения по глубиномеру, он оплыл зал по дну пятью метрами ниже и, не найдя дальнейших продолжений, всплыл. Декомпрессию тогда уже проводили с помощью еще одного аппарата, подвешенного на 30 метрах глубины на вбитый в стену крюк, и одного аппарата, подвешенного на 15 метрах глубины. Мы назвали комплекс из этих двух подземных водоемов «Митю», но отчет об этой экспедиции пропал из библиотеки турклуба.
Еще в одном провале на дне 55-метрового колодца-бутылки (с более узким входным отверстием, расширяющимся сильно книзу) мы обнаружили сернистую кислоту, которая съела спущенную на воду резиновую лодку и окрасила конец тросовой лестницы в черный цвет. Спускавшийся туда первым Сергей Смирнов не пострадал, не успел, вылез, когда лодка квакнулась.
Мы назвали эту пещеру «Трудно плыть в серной кислоте».
Это уже потом, в 1990-м, Володя Кисилев, спелеоподводник номер один во всех смыслах, привез с Запада свежие идеи по поводу двух-, а позже и трехраздельных баллонов с двумя разными редукторами и легочниками, настоящие подводные фонари, глубиномеры и прочее буржуйское добро. Это уже потом, в 1991-м, я читал у него на кухне журналы по подводной спелеологии. Это уже в 1992-м на сборах на Тарханкуте мы учились, как правильно нырять в пещерах. Володя Кисилев был инструктором в нашем отделении. Это уже потом, в 1995-м, он погиб в сифоне пещеры «Железные ворота».
А тогда — мы ныряли и в следующем году на Кугитанге в Кап-Котане (потом сифон просто спустили трубочкой), и через год в таджикской Чир-Чашме, и еще через год в Гегской пещере массива Арабик на Кавказе, и в Шакуранской, и в Цхалтубской, и в Самчикиа, и опять в пещерах Отапи, и, слава богу, что все остались живы. В нашей компании. Я до сих пор считаю, что это самое большое достижение секции подводной спелеологии 2-го медицинского — ни одного трупа. Может быть, мы все же были слишком осторожны? Или нам просто везло? По крайней мере, для меня — это результат.
ДАЙВИНГ
Практически каждый здоровый человек в ясном уме и твердой памяти вне зависимости от пола, возраста и вероисповедания мечтает хотя бы один раз в жизни собственными глазами увидеть сказочные прелести коралловых рифов, почувствовав на собственной шкуре красоту подводного мира. Красота — страшная сила, да.
На заре своей глупой юности я работал, так сказать, помощником у наших питерских инструкторов подводного плавания в Хургаде, Египет. У меня не было тогда карточки «пади», только наша советская — пловец-подводник с десятилетним стажем, 400 нанырянных часов, поэтому официально я работать не мог, так, помогал. Работа называлась «проведение интродакшена, ознакомительного погружения». Когда вечером в кафе специально обученная завлекательница показывала туристам, одуревшим от двухнедельного безделья, фотографии рыбок и кораллов и медоточивым голоском убеждала, что нырнуть необходимо любому цивилизованному человеку, особенно после двух бутылок пива и одной водки, всем очень хотелось, и многие соглашались. Рано утром по холодку их будили бодрые дайверы, грузили в пикап и везли на дикий пляж, где проводили предварительный инструктаж Потом подбирали гидрокостюмы, заранее набрав самые большие размеры (почему-то худых не попадалось вовсе). До этого момента все шло гладко, но затем человека всовывали в гидрокостюм, подвязывали веревочками (ни один гидрокостюм не застегивался на мощных животах новых русских), а потом быстро надевали 20 килограммов груза (с таким количеством жира с меньшим грузом погрузиться малореально). Вот тут-то начиналась моя работа: быстро надеть аппарат, бисиди (компенсатор плавучести), застегнуть-проверить и вставить в рот кляп загубника, пока клиент не начал орать, что он раздумал погружаться. При этом жара 40 градусов, клиента срочно нужно загнать хотя бы в прибой, а не то тепловой удар случится! Я, как санитарка на поле боя, тащил их волоком в воду, некоторые падали на четвереньки, я подгонял их, как пастух отбившуюся свинью, и хоть на четвереньках, хоть своим ходом, но загонял их под воду. На все их попытки отказаться я показывал им — только знаками — пусть думают, что глухонемой, — что все о'кей.