Наука Ренессанса. Триумфальные открытия и достижения естествознания времен Парацельса и Галилея. 1450–1630

Интерес к естественной истории был народным. Он проявлялся в пышных садах и личных зверинцах богатых людей и книжках с картинками, часто написанных на просторечном языке, издаваемых для бедных. Один из самых заметных аспектов естественной истории XV и XVI веков, относящийся к народному интересу, – это притягательность природы для художников, все чаще избиравших своими моделями растения и животных. Художники изучали их самым тщательным образом и старались изобразить как можно точнее. Помимо этого, гуманизм создал стимул для роста уже существующего интереса, обеспечив новые лучшие издания и переводы трудов древних авторов – Аристотеля и Плиния – о животных, Теофраста и Диоскорида – о растениях. Гуманисты воспитывали восхищение природой, утверждали, что ее следует понимать и ею восхищаться. И вовсе не потому, что, как утверждал святой Августин, она имеет большое значение при трактовке Библии или как аллегорическое представление чудес Бога и истинности религии. Пример такой любови к природе – швейцарец Конрад Геснер (1516–1565), воспевший горы и альпинизм. Другой пример – германский ботаник Леонарт Фукс (1501–1565), который в предисловии к своей «Истории растений» (De Historia Stirpium, 1542) написал: «У меня нет причин распространяться об удовольствии и восторге, связанном с приобретением знаний о природе, поскольку нет человека, не знающего, что не существует ничего приятнее, чем бродить по лесам, горам и долинам, украшенным маленькими цветами и самыми разнообразными растениями. Но удовольствие стократ возрастает, если добавляется знакомство с достоинствами и силой этих растений»[13].

Очарование природы, красота цветов и деревьев – все это сыграло свою роль, так же как и радость познания. Одна из первейших задач естественного историка – идентифицировать в природе животных и растения, описанные Аристотелем или Теофрастом, Плинием или Диоскоридом.

Как это часто бывало, гуманисты создали парадоксальную ситуацию: их акцент на труды древних авторов одновременно ускорил и задержал развитие ботанических и зоологических знаний. Это особенно очевидно в ботанике. С одной стороны, гуманисты доказали, что некоторые труды были ошибочно приписаны Аристотелю и не заслуживают почтения, с которым к ним относились. Вместо них стали использовать блестящую «Историю растений» Теофраста. Труд был переведен и напечатан на латыни в 1483 году и на греческом языке в 1497 году. С другой стороны, Диоскорида тоже часто издавали на латыни, а также немецком, итальянском, испанском, французском и греческом языках. Само по себе это не было шагом назад – таким образом подчеркивался медицинский аспект ботаники в ущерб более широким интересам. Только эти издания были иллюстрированы традиционными рисунками – отвратительными копиями некогда прекрасных оригиналов. О качестве оригинальных рисунков говорит то, что в копии, сделанной в 1512 году, иллюстрации сохранили свежесть и живость. Историки часто оказываются в тупике, глядя на шокирующую разницу между грубыми и в высшей степени условными гравюрами по дереву, иллюстрирующими травники XV века, и точностью и художественными достоинствами работ художников и миниатюристов того же времени. Было бы разумно предположить, что в XV веке конфликта не было: гравюры по дереву были скопированы с иллюстраций манускрипта, текст которого тоже копировался. Иллюстрации изображали текст, а не природу. Это взгляд, безусловно, своеобразный, но в то время еще не было независимой ботаники (и зоологии).

Лишь в следующем, XVI веке ботаники перестали зависеть только от Диоскорида и Теофраста, а зоологи – от Аристотеля и Плиния. Естественные историки начали верить, что могут работать самостоятельно (ситуация повторится в изучении анатомии человека). Сначала было некритическое принятие новых или, по крайней мере, оригинальных текстов; затем критическая оценка и, наконец, свобода и оригинальность. Для хорошо известных текстов процесс шел ускоренно. Так, Эрмолао Барбаро (1453–1493), знаменитый гуманист, редактировавший Диоскорида и Плиния, утверждал, что нашел не меньше пяти тысяч ошибок в стандартном латинском тексте, ошибок фактических и сделанных при копировании. Он опубликовал результаты своего труда в книге под заглавием «Исправления Плиния» (1492–1493). За ней последовали другие. И хотя у Плиния нашлось немало защитников, все же его репутация достоверного источника информации изрядно пострадала. То же самое могло случиться с Аристотелем и даже Теофрастом, но наконец пришло понимание того, что греческие ученые описывали средиземноморскую флору и фауну, которая их окружала, поэтому вряд ли следует ожидать, что их описания будут в точности соответствовать видам из Северной Европы. Поэтому консервативные элементы оставили попытки смотреть на все глазами Аристотеля, от чего только выиграли. Также было высказано предположение – изучать многообразную флору и фауну в разных частях света.