Наука Ренессанса. Триумфальные открытия и достижения естествознания времен Парацельса и Галилея. 1450–1630

В действительности книга De Revolutionibus была достаточно востребованной, чтобы гарантировать ее второе издание (Базель, 1566) с «Первым рассказом» (теперь в третьем издании) в качестве приложения. Конечно, многие, должно быть, узнали больше от Ретика, а не от Коперника, и, по-видимому, далеко не все, многоречиво толковавшие о его новой теории, читали его труд. Однако было много астрономов, активно использовавших математические методы, и, каким бы медленным ни было продвижение новых идей в XVI веке, в течение полудюжины лет после публикации теория Коперника начала использоваться. Последовали широкие обсуждения. К концу века даже литераторы, такие как Монтень, знали о системе Коперника достаточно, чтобы упоминать в своих трудах о ее применении. Ее распространение шло быстрее всего в Германии, центре астрологии и производства астрономических инструментов, где находились такие крупные университеты, как в Виттенберге, в котором учился Ретик. Но благодаря некоторой неравномерности интеллектуального развития новые астрономические идеи оказались быстрее всего замеченными в Англии и Испании – странах, считавшихся отсталыми в культурном и научном отношении. Вероятно, так случилось потому, что старые идеи в них не слишком укоренились.

Представляется странным, что вначале Коперника прославляли как астронома-наблюдателя. Это действительно странно, потому что, насколько известно, он почти не вел наблюдений и не придавал большого значения их точности. Даже Тихо Браге, величайший из астрономов-наблюдателей от Гиппарха до Гершеля, относился к наблюдениям «несравненного Коперника» с великим уважением, хотя с удивлением нашел их несколько сырыми[29]. Очевидно, акцент на обсервационные достижения Коперника являлся частично результатом первого практического использования его новой системы – в вычислении планетарных таблиц. В De Revolutionibus Коперник привел грубые таблицы, а затем Эразм Рейнгольд (1511–1553), профессор астрономии в Виттенберге, составил новые усовершенствованные таблицы, достаточно полные, чтобы занять место безнадежно устаревших альфонсин[30]. Рейнгольд назвал таблицы прусскими, в честь своего покровителя – прусского герцога (1551). Отношение Рейнгольда к теории Коперника весьма своеобразно. В 1542 году, занимаясь редактированием «Новой теории планет» (New Theory of the Planets) Пурбаха, он заявил (предположительно основываясь на «Первом рассказе»), что Коперник должен стать «восстановителем астрономии» и новым Птолемеем[31]. Когда увидел свет De Revolutionibus,

Рейнгольд понял, что система Коперника может стать основой для расчета новых таблиц. Тем не менее он не был его горячим поклонником. Для него было вполне достаточно, что Коперник создал новый удобный аппарат, который существенно упрощает расчеты.

Положение Рейнгольда было таким же, как многих астрономов-вычислителей. Его прусские таблицы действительно широко использовались и помогли выполнить реформу календаря, на что и надеялся Коперник. Они часто пересматривались для других стран и расширялись. Первый такой случай имел место в 1556 году, когда появился труд под названием «Таблицы для года 1557, составленные в соответствии с принципами Коперника и Рейнгольда для лондонского меридиана» (Ephemeris for the Year 1557 according to the Principles of Copernicus and Reinhold for the Meridian of London). Его автору Джону Филду нечего было сказать миру о достоинствах системы Коперника (как, впрочем, и о чем-то еще, поскольку он остался неизвестным). Предисловие написал математик, астролог, спиритуалист и сторонник экспериментальной науки Джон Ди (1527–1608). В нем ученый объяснил, что убедил своего друга составить таблицы, поскольку решил, что работы Коперника, Рейнгольда и Ретика сделали прежние таблицы устаревшими. Но он не считал, что предисловие – подходящее место для критического обсуждения достоинств системы Коперника. И не сделал этого ни в этом предисловии, ни в других трудах тоже. Очевидно, он не имел желания принять физическую реальность вычислительной и гипотетической системы.

После трудов Рейнгольда все астрономы-вычислители должны были считаться с Коперником. Так, Понтюс де Тиар, являвшийся сторонником системы Коперника, в своих «Таблицах восьми сфер» (Ephemeris of the Eight Spheres), опубликованных в 1562 году, восхвалял Коперника как «восстановителя астрономии» только на основании его вклада в астрономические расчеты. Все эти таблицы были развитием старых, и не потому, что являлись более современными. В том, насколько они выше, на собственном опыте убедился Тихо Браге. Желая наблюдать соединение Сатурна и Юпитера, он обнаружил в альфонсинах ошибку на целый месяц. В прусских таблицах тоже была ошибка – на несколько дней. Это, конечно, много, но все же лучше, чем в альфонсинах[32].