Наука страсти

— Вот так. Хорошая девочка, — сказал он, поцеловал ее в плечо и начал двигаться. Он медленно выскользнул из нее и вошел обратно. — Так хорошо?

— Да… да… — Она откинула голову назад и закрыла глаза. Стол под ягодицами был твердым и неподдающимся; член Эшленда между ног был твердым и неподдающимся. Она зажата между ними двумя. Сотрясение и твердость, дико подумала она. Бежать не получится.

— Любимая, я больше не могу сдерживаться.

— И не надо, — выдохнула она.

Его толчок сотряс ее до самой сердцевины, заставив стол закачаться. Его ладонь у нее на ягодицах закаменела, и он вонзался снова, и снова, все быстрее, своей силой останавливая ей дыхание. Вонзаясь, он негромко рычал, подчеркивая этим каждый вбивающийся толчок в ее тело, и от его мощи из ее горла вырывались крики наслаждения.

Установился ритм ударов, они с каждым толчком подавались друг другу навстречу, не пропуская ни единого. Эшленд вонзался так глубоко, что становилось больно, но боль была хорошая, сжимающая ее наслаждение до непереносимых высот и так потрясающе рассчитанная, что через какие-то дюжину толчков Эмили почувствовала, что пик подступает. Пружина скручивалась все туже и туже, каждый новый толчок был сильнее, чем предыдущий, а рука Эшленда все крепче прижимала ее к краю стола.

Он вбивается, вбивается, вбивается в нее, неослабевающий, идеальный, его свирепое лицо, его влажная кожа, его желание, ее желание. Его хриплый голос:

— Я кончу сильно, Эмили.

Ее пятки вонзаются все глубже, послушные ритму. Слишком много, слишком много. Каждый нерв натянут в ожидании прорыва, ближе, ближе…

— Не могу, я не могу, — всхлипнула она.

Он продолжал вонзаться.

— Можешь. Ты можешь. Отпусти это, любовь моя. Отпусти себя. Кончи для меня. Кончай. Сейчас.

Толчок, толчок, толчок — и взрыв молнии. Эмили вырвалась из собственного тела, вознесенная на белых вспышках, исходящих из твердой плоти Эшленда внутри.

— Эмили! — выкрикнул он ее имя, вонзился в последний раз и, содрогаясь, рухнул на нее. В горле зародился стон, перешедший во вздох.

Они долго лежали неподвижно, тяжело дыша, слившись воедино: его руки, ее ноги, прижавшиеся друг к другу лица, его древко, все еще твердое, внутри нее. У Эмили кружилась голова, она вообще не чувствовала себя. Если бы Эшленд не удерживал ее, она бы взлетела к украшенному лепниной потолку.

— Боже мой, — пробормотал Эшленд. Грудь его все еще тяжело вздымалась. — Боже мой, Эмили.

Приподняв голову, он поцеловал ее в лоб, поцеловал в нос и щеки. Опершись на стол, вышел из нее так же осторожно, как входил, и поморщился, когда вышел целиком.

Не говоря ни слова, он поднял Эмили со стола, отнес в другую комнату и уложил на кровать.

— Не двигайся, — велел он и исчез за дверью.

Глава 19

Герцог Эшленд смотрел на себя в зеркало, висевшее над раковиной. Кожа еще пылала, еще была влажной от пота; единственный глаз сверкал, зрачок расширился, как у безумца. Он все еще ощущал остатки оргазма, пульсирующие в крови, — самого потрясающего оргазма за всю его жизнь.

Хотя надо признать, что на прошлой неделе все произошло почти так же, пусть даже без этого грандиозного, идеально совпадающего ритма, который получился у них с Эмили сейчас.

Эшленд улыбнулся.

Он опустил взгляд на свое орудие, все еще твердое, торчащее из брюк, все еще в этом чертовом французском презервативе. Повозился с завязками, развязал их и вымыл презерватив в раковине. Затем осторожно положил и разделся, снимая вещь за вещью, складывая их, как требовала солдатская дисциплина: галстук, рубашка, брюки, чулки. Положил аккуратную стопку на стул и вернулся в спальню. Воздух овевает кожу, напоминая о наготе.

Без маски.

Беззащитный.

Эмили лежала на кровати так, как он ее оставил, чуть приподнявшись на подушках и согнув коленки. Одна рука поперек живота, вторая на подушке, рядом с остриженной головой. Он не стал зажигать лампу, и свет, падавший из соседней комнаты, лишь слегка мерцал на ее коже. Он посмотрел на ее лицо, на круглые мудрые глаза, и на мгновение грудь сжалась от чего-то очень знакомого.

Он ее знает.

Она принадлежит ему. Они принадлежат друг другу.

В следующий миг Эмили рывком села.

Он подошел к ней бесшумными шагами, которым научился во время тренировок у Олимпии; шагами, какими приближаешься к жертве. Гнев, так называли его в горах Афганистана. Он старался смотреть ей в глаза, но ее взгляд то и дело соскальзывал вниз, на его обнаженные, уязвимые ноги, на искалеченное тело, на восставший член. На зверя, каким он был.

— Эшленд, ты прекрасен, — прошептала она, протянув к нему руки.

Он преклонил перед ней колени.

— Потрепанность включена без дополнительной платы.

На ее лице застыло странное выражение — изумление и что-то, похожее на тоску. Она прикоснулась к его щеке.

— Эшленд, я…

— Ш-ш-ш. — Он поцеловал ее, опустил на подушки. Здоровой рукой откинул простыни и укрыл ее. — У нас впереди вся ночь. На этот раз я оставил соответствующие распоряжения. До утра меня никто не ждет.

— Эшленд, я не могу. Я…

Он поцеловал ее, оборвав этот лепет: