Наука жить. Жизнь и ее модели

Впоследствии лечение продолжилось в клинике редактора. Хотя было трудно заручиться разумным сотрудничеством матери, в конце концов ее уговорили дать ребенку больше свободы и самостоятельности. Ей предписали выходить из комнаты всякий раз, когда у ребенка случался приступ астмы, поскольку она была совершенно неспособна объективно воспринимать его одышку. В течение двух недель астма полностью исчезла, но Мильтон не терял надежды взять контроль над своим окружением. Осознав, что мать больше не интересуют его астматические приступы, он развил неконтролируемый кашель, который мать тут же снова неправильно истолковала. Мальчик победил по очкам, ведь если раньше у него было пять или шесть приступов астмы в день, то кашлял он теперь постоянно. Мильтона положили в больницу, а медсестре строго наказали не обращать внимания на кашель. Утром первого дня в больнице он кашлял без перерыва. За это время с ребенком установили очень хороший контакт. Ему дали стетоскоп и разрешили «осмотреть» несколько детей в палате, которые были не слишком больны и могли подвергнуться этой процедуре. Наверное, впервые Мильтон действительно почувствовал свою значимость. Редактор интересовался у ребенка, который сопровождал его на некоторых обходах, считает ли он, что такой-то мальчик поправится. Мильтон, имитируя серьезный вид одного из лечащих врачей, говорил, что мальчик очень болен, но, скорее всего, выздоровеет. Затем ребенка впечатлил тот факт, что врачи были так заняты лечением других, что не болели сами. По возвращению домой кашель проявился снова, однако мать, которую обнадежило состояние сына в больнице, не обратила на него внимания, и Мильтон немедленно отказался от столь специфического использования языка своей респираторной системы. На следующей неделе у него проявился совершенно новый набор симптомов: бесконечный набор ужимок и лицевой тик. Интересным в симптомах было то, что они проявлялись, только когда мальчик находился на публике, тем самым провоцируя сильнейшее смущение матери. И вновь симптомы исчезли через несколько недель лечения. Потом Мильтона отправили в летний лагерь, приложив письмо с инструкциями директору. Первые несколько дней в лагере мальчик дулся, отказывался от еды, всем досаждал и в конце концов был отправлен домой из-за полной неспособности приспособиться к лагерной жизни. Когда он вернулся домой, его повышенная активность стала еще выше, чем прежде. Несколько приемов у психиатра смогли убедить ребенка, что в лагере ему гораздо лучше, чем дома. За оставшуюся часть лета у Мильтона получилось гораздо лучше приспособиться в лагере, в основном благодаря тому, что ему дали выиграть несколько гонок и получить некоторый вес в спортивной деятельности. Осенью, когда мальчик вернулся домой, было похоже, что он приобрел определенное самоуважение, поэтому его отправили в школу на полный день. Под наблюдением врачей консультационного центра и своего учителя Мильтон продолжал успешно адаптироваться.