Науковедческие исследования. 2010

Второй вывод касается собственно механизмов выработки приоритетов. До сих пор этим занимались либо чиновники правительственных ведомств, либо «придворные» специалисты, называемые «экспертами», но зачастую не имеющие отношения к науке и научной деятельности. В любой армии стратегически важные решения принимают генерал и высшие офицеры. Мнение солдат при этом фактически не учитывается. Они исполнители воли начальства, но не более. В науке дело обстоит иначе. Ученые как лидеры определенных направлений, главные и ведущие сотрудники научных институтов, генеральные конструкторы КБ – такие же участники научно-исследовательской деятельности, как и ученые других категорий. Сообщество ученых это не армия и уж, конечно, не безнадежно недееспособное сословие чиновников. Но как раз позиция ученых и научного сообщества в целом при выработке вышеупомянутых приоритетов учитывалась меньше всего. Впрочем, это и понятно.

В нашем суперэтатистском государстве почти все жизненно важные проблемы решаются сословием чиновников. По мере того как на протяжении последнего десятилетия неуклонно сокращалась численность корпуса ученых, количество чиновников непрерывно росло. По данным Федеральной службы государственной статистики, численность работников на государственных должностях и должностях гражданской службы в органах государственной власти России на 1 октября 2008 г. составила 846 307 человек, что в 1,74 раза больше, чем на 1 января 1999 г. (30). Естественно, что такой стремительный рост чиновничьего сословия не сопровождается и не может сопровождаться ростом его компетентности и ведет к резкому возрастанию бюрократизма и коррупции. Согласно «Трансперенси Интернешнл – Россия», в 2008 г. Россия по уровню противодействия коррупции занимала 147-е место, сравнявшись по этому показателю с Сирией, Бангладеш и Кенией (6). Естественно предположить, что чиновники и подбираемые ими «независимые» эксперты не свободны от прямой и косвенной коррупции. И поэтому формулируемые ими научно-технологические приоритеты подвержены влиянию этой «чумы» российской действительности.

С учетом сказанного следовало бы взять за основу систему государственных научно-технологических приоритетов, предложенных президентом Д.А. Медведевым, добавив к ним отдельными строками: исследование и создание промышленных, строительных и бытовых роботов, как автономных, так и дистанционно-управляемых, что значительно облегчило бы продвижение страны в группу высокоразвитых индустриальных стран мира; фармакологические исследования и развитие фарминдустрии; и, наконец, интенсивное развитие социально-экономических, политических и гуманитарных дисциплин в целом, а также наук о государственном и корпоративном менеджменте. Для страны с таким сложным полиэтничным населением развитие социально-гуманитарных дисциплин крайне важно, особенно в регионах, подобных Северному Кавказу, где уже два десятилетия существует остро конфликтная ситуация, в основе которой лежат не только экономические, но и этнические и религиозные противоречия. Их преодоление без серьезных научных рекомендаций одними лишь силовыми методами в обозримом будущем не представляется возможным.

Особенно важными являются вопросы организации, управления и кадрового потенциала российской науки.

В 30-е годы XX в., когда было принято решение (диктуемое, прежде всего, военными интересами) превратить Россию в мощное индустриальное государство, был сделан грандиозный рывок в развитии научных исследований, общего, и особенно высшего, образования. Несмотря на крайне трудные условия военного времени (1941–1945), научно-кадровый потенциал России продолжал укрепляться. В послевоенные годы Россия вплоть до начала реформ 90-х годов продолжала сохранять статус второй научной державы мира, а ее система высшего образования была признана одной из наиболее эффективных.