Навь и Явь

– Жива, здорова, кушает хорошо, – с улыбкой ответила Цветанка. – Что ей сделается? Ты-то сама как, ладушка-голубушка? Отоспалась хоть?

– Засыпать стала быстро, вот только после снов тех целый день в слезах хожу, – ответила Млиница. – Снятся мне детушки, супруг, батюшка с матушкой... Тоска заела – хоть волком вой. Всё здесь памятью дышит, на какую вещь ни гляну – и перед глазами они встают, родненькие мои. Нигде мне жизни нету! Что ж делать мне, Заинька? У вас спать не могу, дома – жить...

Жаркая, колючая и солёная волна сострадания накрыла сердце Цветанки. Впору было самой сюда переселяться, чтобы отгонять от Млиницы ежедневные тоскливые мысли, но вряд ли жители Зайково обрадовались бы такому соседству. Несмотря на всю признательность за помощь, они всё-таки побаивались оборотней. Тревожась за Млиницу, Цветанка заночевала у неё; перед сном они сходили в баню, и в парилке воровку при виде обнажённых женских округлостей снова обожгло желание. Прижав ладонями влажные, упругие ягодицы с прилипшими дубовыми листочками с веника, она прильнула поцелуем-засосом к шее Млиницы.

– Давай здесь, – прошептала та, покрываясь маковым румянцем и отводя глаза под сенью пушистых ресниц. – В доме я не могу... Совесть зазревает. Будто супругу изменяю...

– Я теперь твой супруг, забыла? – усмехнулась Цветанка.

Крепкий ветер бесновался снаружи, бросая в окна пригоршни дождя со снегом, а в доме было жарко натоплено, на столе тлела масляная плошка, и полумрак обнимал уютнее, чем пуховая перина. Спать не хотелось, и воровка просто изучала тени на потолке и стенах, слушая дыхание Млиницы и наслаждаясь тяжестью её головы на своём плече. По движению её ресниц Цветанка догадывалась, что той тоже не спится.

Млиница вздохнула и пошевелилась, убрала голову с плеча Цветанки.

– Заинька... Уйди на полати, а? – попросила она. – А то, кажись, опять сон от меня улетел. Может, ежели ты будешь подальше, я и сумею уснуть.

– Ладно, голубка, как скажешь. – Воровка тихонько чмокнула Млиницу в висок и забралась на полати.

Там она растянулась на пыльном овчинном полушубке, вдыхая затхлый запах старой шерсти и одним глазом поглядывая вниз, на сиротливо свернувшуюся под одеялом Млиницу.

– Заинька, – вскоре послышалось снизу, – я кожей чую, как ты на меня глядишь. Не смотри, ладно?

Цветанка со вздохом перевернулась с живота на спину и уставилась в близко нависший над нею потолок; можно было поднять руку и поскрести его когтем... Веки воровки уже начали склеиваться, когда сквозь жужжащий полог дрёмы прорезался тоненький, серебристый всхлип. Цветанка рывком приподнялась на локте и вслушалась... Так и есть: Млиница плакала в подушку.

– Пташка, ты чего там? – вполголоса спросила Цветанка, свесив голову вниз.

– Я не могу уснуть, – жалобно пролепетала Млиница. – Тебя не было – могла... А теперь – опять...

Цветанка мягко спрыгнула на пол. Светильник уже потух, и она, угадывая невысказанное желание Млиницы, зажгла лучину в светце.

– Ну что опять с тобою? – Цветанка со вздохом присела на край постели.

Млиница села, с отчаянием вцепившись себе в ворот сорочки.

– Я поняла... Я не могу спать, когда рядом оборотень.

– Но ведь ты же знаешь, что я тебя не трону. – Цветанка осторожно скользнула тыльной стороной когтистых пальцев по прядкам, выбившимся из её растрёпанных кос, мягко заправила их за уши. – Я не причиню тебе зла никогда. Ты ведь сама убедилась... Или ты мне всё-таки не веришь?

– Ах, Заинька мой! – исступлённым шёпотом выдохнула Млиница, щекочущим теплом объятий обвивая плечи и шею Цветанки. – Вроде бы и верю, а всё равно сердечко стучит-стучит, бьётся в груди, аж больно под рёбрами! И надышаться не могу – воздуха не хватает. Глаза закрою, а они сами открываются, проклятущие, и нету сна, хоть ты тресни! Мерещится всяко-разно – будто подкрадывается ко мне кто-то...

– Беда мне с тобою, ладушка, – покачала Цветанка головой. – Ну, коли так... Может, мне совсем уйти?

– Ох... Заинька мой, синеглазенький мой! – Млиница взяла лицо Цветанки в горячечно жаркие ладони, касаясь прерывистым дыханием её губ. – Мужа забыть не могу, но и ты мне в душу запал... С тобою мучаюсь, а без тебя – ещё горше! Рвётся сердце моё в разные стороны, и не знаю, как быть, что делать! Уйдёшь ты – и опять я в пучину тоски провалюсь. С тобой хоть и сна нет, а всё как-то легче на душе...

По её щекам катились слёзы, скапливаясь на подбородке, где их утирала Цветанка. Отчаянный, страдальческий взор Млиницы плавал поверх головы воровки, устремлённый в ненастную тьму за оконцем.

– Да, задала ты мне задачку, милая, – невесело усмехнулась воровка. – И оставить тебя одну боюсь, и без сна тебе опять же никак нельзя... Ну ничего, что-нибудь придумаем, моя хорошая.

Цветанка нежно прильнула к её дрожащим, солёным от слёз губам. Млиница порывисто и страстно ответила на поцелуй, а потом отстранила воровку от себя.