Навь. Книга 5

Раскачиваясь и напевая слова на древнем языке, который первым людям дали боги, шаман священнодействовал. Монотонное песнопения прерывались нестройным криком «Хау!», после которого расцвеченные боевой раскраской лица сидящих снова становились неподвижными, словно древние идолы, вырезанные из дерева. И только огонь придавал этим лицам жизнь.

Катори учел свои ошибки. Эти пятеро были лучшими воинами племени. Почему только пятеро? Во-первых, это стандартная вместимость джипа белых. Во-вторых, это был максимум, который он мог отправить, не привлекая внимания властей, того же Чевеио, шерифа. Если бы тот знал, что задумал Катори, и что он уже сделал, то мигом бы запер его в кутузку и отдал на суд белых людей. Тем более, то Нэхуэль и Гэхэдж так и пропали в большом городе, не вернулись домой. Шаман пустил слух, что они бежали в большой мир, чтобы уйти от преследования за содеянное и решив пожить такой сладкой и соблазнительной жизнью белых людей. Ограничилось тем, что шериф подал их в розыск, и на этом успокоился.

Но не успокоился шаман. Он взглядом обвел лица воинов, его воинов, воинов навахо. Тех, которые с незапамятных времен наводили ужас на краснокожих врагов из соседних племен, а после на белых завоевателей. А теперь им предстояло столкнуться в поединке с демоном, старым древним врагом, пришедшим с юга. Злом, которое когда-то порабощало целые народы и страны, силой, которая не могла быть уничтожена, поскольку пришла не из этого мира. Только уничтожив аватара можно было загнать демона обратно в ад, из которого он пришел, отправить его в небытие на тысячи лет, пока он опять не найдет нового воплощения и снова не появится в Пятом мире, угрожая его уничтожить.

— Помните, братья, вы потомки Ахсоннутли, вам предстоит подвиг, достойный Найенесгани и Мобадсидсинни. Истребите демона, и память об этом будет жить в сердцах нашего народа, об этом подвиге будут помнить все Навахо!

— Хау! — отозвались воины.

Поутру, смыв традиционную ритуальную раскраску, и переодевшись в свою обычную одежду — одежду белых, пятеро избранных сели в джип, и поехали туда, куда вел их артефакт шамана, красной нитью помечая их славный путь, который будут воспевать потомки племени Навахо.

Ну вот, опять! Я проснулся в холодном поту, поняв, что меня разбудило. Опять это чувство привязки ко мне, невидимая нить натянулась так сильно, что ее звон был слышен в астрале повсюду. Выходит, какому-то шаману я настолько помешал, что он опять изготовил амулет, чтобы меня отыскать. И похоже, на этот раз это будет не просто разведка боем, а реальная тотальная война на уничтожение.

Я вышел на веранду, и посмотрел на звездное небо, усыпанное влажным свечением крупных южных звезд.

— Не спится? — рядом со мной появился Билл, вставил в рот черную самокрутную сигару, и запалил спичку. Хорошо я вовремя успел закрыть глаза, а то зайчик от вспышки фосфора надолго бы остался на сетчатке. Поэтому и запрещают часовым курить на посту.

— Не спится, — зябко поежился я, запахивая одеяло, которым я обернулся. — За мной идут. Завтра здесь будут охотники.

Билл ничего не сказал, только сильнее затянулся самокруткой, и, выпустив клуб сизого дыма, внимательно посмотрел на меня.

— Чутье?

— Оно самое, — подтвердил я. Не буду же я объяснять, что способен чувствовать направленную на меня чужую магию? Этак и за дурика примет.

— Мэри Роуз тоже одаренная? — в лоб спросил меня Билл. — Да не бойся, я вижу, как на тебя реагируют люди, да и животные. Вон Волчок как ластится к тебе. А никого другого и не подпустил бы. Живя в этих краях и не такого насмотрелся. Так что в магию, что такую, что индейскую., я верю.

— Нет, — просто ответил я. — И это хорошо. Спокойней жить.

— Да уж, — пущенный щелчком окурок сигары описал красную дугу, и улетел за перила веранды. — Сколько у нас времени?

— Часов десять, может восемь. Зависит, поедут они по дороге ночью или нет.

— План есть?

— Выбраться отсюда и дать им бой в чистом поле.

— Чем тебя не устраивает дом?

— Тем, что от него мало что останется, — усмехнулся я. — Дырки от пуль потом латать и стекла вставлять в лучшем случае. А в худшем — куковать на пепелище.

— Ну до этого дело не дойдет, — сказал Билл, направляясь обратно в дом. Хотя… Есть одно место у меня на ранчо. Старый лабаз, который уже с полсотни лет стоит заваленный всяким хламом. Только вот он построен из настоящих толстых бревен, прадед откуда-то их выписал. Это у него была такая шиза, хотел сделать не то, чтобы амбар, а полноценный опорный пункт, чтобы осложнить жизнь копам или федералам, если придут брать. Любил он во времена сухого закона самогон гнать. Ну а поскольку никто его так и не искал, все со временем благополучно сошло на нет, как прадед, так и сухой закон. Только как вот направить их туда?

— Не надо никого никуда направлять. Они сами за мной придут.

— Ладно. Тогда начинаем собираться.

— Вам-то это зачем? Я один справлюсь.

— Парень, ты с ума что ли сбрендил? Это пограничье, тут все друг за друга, хочешь ты этого или нет, — удивленно вытаращился на меня Билл. — Про южное гостеприимство слыхал, небось?