Навь. Книга 5

— Не обижайтесь, Ваша Светлость, — сказал Драбицын. — Я должен был получить заключения от двух независимых экспертов. Но ваше, конечно, подробнее.

— У меня и специалисты соответствующие, — все еще недовольно произнес князь.

— В общем ваши заключения совпадают. Это касьяновский «Ретровир».

— Да, высоко поднялся Касьян при Радзиловском, — недовольно скривился князь.

— Зато и падать дольше придется, и ударится больнее. Если совсем не расшибется.

— С удовольствием за этим понаблюдаю. Чем я еще могу помочь, граф? Если нужна моя дружина — берите, она только и ждет команды.

— Лучше не надо, Ваша Светлость. Над этим, — Воронцов махнул листком, — есть кому поработать. А вот меня интересует другой вопрос. Согласно моим сведениям, у вас есть своя частная тюрьма…

— Вы хорошо осведомлены граф, сказал бы даже «слишком», если бы мы не были союзниками. Надеюсь потом это знание не будет использовано мне во вред… — сказал князь.

— Не будет, даю вам слово офицера. Вы же меня знаете.

— Знаю, поэтому и с вами. Нужна будет камера для этого? — Голицын кивнул на листок бумаги.

— Да. Когда поднимется шум, его будут везде искать. Но он мне нужен для показаний, а потом и как свидетель военно-полевого суда по делу о покушении на Государя.

— Не беспокойтесь, граф. До суда он доживет. Это я даю вам свое слово. Привозите.

— Ну привезут его другие, а конкретно…

— Итак, вот наша цель, — Драбицын стоял перед той самой командой, которую Радогорцев использовал для тех дел, когда надо было действовать не по закону. Марта, Кот, Рык, Гром… Граф был в курсе о существовании личной команды ликвидаторов деда Козьмы, но упорно закрывал глаза на ее существование — все, что для Империи, все на благо. Даже если это беззаконно. Ну террористы и прочая сволочь тоже кодексы в туалете на гвоздик вешают, а в эту игру можно играть вдвоем.

— Это профессор молекулярной биологии Лопатин, доктор биологических наук, член-корреспондент ИАН и прочее, и прочее. Запомните это лицо, — Драбицын раздал фотографию профессора, сделанную сегодня утром наружкой Воронцова. — Так он выглядит сейчас, фото актуально. По отчету наружного наблюдения за два дня, более ранних нет, профессор бывает только на работе и дома, даже выпить не выходит, все ему приносит экономка. При том он старается не привлекать к себе особого внимания, ездит на «Лесснере» позапрошлого года. Вот, ознакомьтесь.

Граф раздал фотографии автомобиля во всех ракурсах с госномерами.

— Адреса и все остальное, что вам надо знать — в этом конверте.

— Какие будут указания?

— Взять живым, вреда не причинять, потом сдать Деду.

— Разрешите выполнять?

— Выполняйте.

…Марта захлопала в ладоши и запрыгала на морозе. Все-таки январь, Крещенские морозы через пару дней должны стукнуть. Нет, ну его к черту, она посидит в машине, наблюдая за окнами кабинета Лопатина, которые хотя и были прикрыты жалюзями, но через дырочки в пластинах пробивался свет. Только вот близко нельзя подъезжать, приходится сидеть аж в двух кварталах от лаборатории. Впрочем, мощная оптика компенсирует расстояние. Ну и задержался на работе профессор, надеюсь не останется на работе на всю ночь? Свидетели и исполнители товар скоропортящийся, поэтому нет времени ждать — завтра его могут выловить в Неве с заточкой под лопаткой или странгуляционной бороздой на шее. И все, тогда ниточка оборвется.

Вроде бы доктор наук закончил — свет в кабинете погас. Марта приникла к монокуляру. Все, вот и он. Через стеклянные двери видно, как он расписался в журнале на вахте, и вышел из здания. Марта затаила дыхание. Профессор открыл дверцу своего зеленого седана, и сев в него, включил зажигание, вспыхнули стопы.

Все, на это ее миссия закончена. Она нажала кнопку быстрого набора на сотовом.

— Бабушка пришла.

— Хорошо, провожу старушку, — на том конце трубы был Кот. Теперь его задача — поработать трассовым сопровождением, и передать его группе захвата по достижению установленной точки.

Лопатин черттыхался. Опять какой-то урод поставил фургон на дороге, не подъехать, не пройти. Он выключил зажигание, и выше из машины.

— Эй вы там! — забарабанил он в заднюю дверь фургона. — Уберите вою колымагу!

Хлопнула дверь со стороны водителя, и послышались шаги по поскрипывающему снежку.

— Зачэм шумишь, дарагой! — перед ним появился скалящийся в шестьдесятчетыре зуба восточный человек.

— Убери свой рыдван, мне надо проехать!

— А надо? — акцент мигом исчез.

Лопатин немного опешил, и тут ему на голову набросили что-то черное, а потом он почувствовал укол в шею, и наступила темнота.

— Давайте его в фургон, — Козьма открыл заднюю дверцу. Дальше я один. А вы позаботьтесь о его машине.

— Есть, — сказал Рык. — Пошли!

— Сейчас, шприц уберу, — Гром ловким движением надел колпачок на иглу. — Пошли.

…Пробуждение Лопатина было паршивым. Во-первых, он ничего не помнил из произошедшего. Во-вторых, болела голова, и даже подташнивало, как после операционного наркоза. И тут он вспомнил все — и фургон, и укол…