Наварин (Собрание сочинений)

День подписания Лондонского трактата совпал с днем рождения Николая Первого. Обрадованный этим счастливым совпадением, князь Ливен писал в Петербург Несельроде, предполагая, что его письмо будет прочтено и императором: "С этого дня будет считаться возрождение христианского народа и его благославления придадут новый ореол годовщине, столь священной для нас". Суть Лондонского договора – это повтор Петербургского протокола 1826 года признавшим Грецию государством с собственными законами, но формально остающимся под верховной властью султана. В случае, если Порта отвергнет такое предложение, то соединенным эскадрам трех держав «предназначено наблюдать строгое крейсирование таким образом, чтобы силою воспрепятствовать всякому покушению выслать морем, как из турецких владений, так и из Египта какое-либо вспомоществление войсками или судами и припасами против греческих сил на море или мест, им занимаемых…»

Что касается императора Николая, то он считал действие соединенных эскадр неизбежной и полагал. Что и англичане, и французы на нее согласятся.

Отсылая письмо, князь Ливен рассчитывал на Владимира второго класса, но прижимистый на награды Николай Первый, прочитавши панегирик в свою честь, решил иначе:

– Хватит с него и Анны!

29 июля Ливен на маленьком колесном портовом пароходике прибыл к Сенявину на "Азов".

– Переговоры с турками возложены на российского, английского и французского послов в Константинополе, а переговоры с греками на союзных адмиралов! – первым делом сообщил посол Сенявину с Гейденом. Кроме этого он привез сообщение, что на основании заключенного трактата в Средиземном море уже крейсируют английская эскадра вице-адмирала Эдварда Кодрингтона и французская контр-адмирал де Риньи. Общий состав союзной эскадры установлен чрезвычайными послами в двенадцать линейных кораблей и столько же фрегатов.

– Кто планируется в главнокомандующие? – спросил Сенявин.

– Я, с ведома императора, предложил кандидатуру вице-адмирала Кодрингтона. Как и ожидалась, это польстило британскому кабинету, а с нас не убыло! Французы поартачились, но тоже вынуждены были согласиться!

– Вполне разумно! – согласился с Ливеном Сенявин. – Главное, чтобы выиграло дело!

– Прошу вас, Дмитрий Николаевич, поторопиться с отправкой эскадры графа Гейдена! – сказал, прощаясь с Сенявиным, Ливен.

– Мы и сами спешим, так что не волнуйтесь! – заверил его адмирал.

– О Кодрингтоне наслышан весьма! Хороший моряк и честный человек! Он, очевидно и возглавит союзные силы. Что касается де Риньи, то я не слышал о нем ничего! – сообщил после проводов посла, за вечернем чаем, Гейдену Сенявин. – Интересно было бы поглядеть как станут дружить англичане с французами после стольких лет войны между собой!

С верхней вахты доложили:

– На рейд заходит судно под Андреевским флагом!

– Кто же это может быть? – подивился Сенявин и поднялся на шканцы.

Взяв трубу, навел окуляры, прочитал славянскую вязь над кормовым подзором: "Кроткий".

А с "Кроткого" уже палили адмиральскую салютацию.

Шлюп "Кроткий" возвращался домой из трехлетнего кругосветного плавания. Побывав на Камчатке и Аляске, он спешил теперь в родные пределы.

– Шлюпку к спуску! – велел капитан – лейтенант Фердинанд Врангель.

Затем он обернулся к своему старшему офицеру Матюшкину:

– Пока я буду с докладом у адмирала, распорядись Федор о доставке свежей воды и закупке зелени!

– Не беспокойтесь! – кивнул лейтенант. – Все исполним в лучшем виде!

Врангель задержался у Сенявина на несколько часов. Адмиралу было интересно послушать подробности кругосветного вояжа.

– Завидую вам, молодым! – говорил он, на прощание Врангелю руку пожимая. – Был бы на пару десятков лет моложе, плюнул бы на все и тоже к берегам американским поплыл!

Командиру "Кроткого" он разрешил, не дожидаясь эскадры, возвращаться в Кронштадт самостоятельно. Понимал, как соскучились за годы странствий по дому и семьям.

А на следующий день Сенявин разразился разгромным приказом по эскадре. Поводом к нему послужило увиденное адмиралом на "Азове". Т офицеры били по лицам матросов. Среди замеченных Сенявиным оказались лейтенанты Нахимов, Кутыргин и Розерберг, которых командующий велел тут же арестовать на строе суток…

Когда-то еще в Чесменскую кампанию, матросы чуть не забили веслами упавшего за борт капитана Круза, который славился мордобойством. Тогда под занесенными над головой веслами Круз попросил прощения, обещал никогда более не трогать подчиненных, и был пощажен. Слово свое он сдержал и дослужившись до высоких адмиральских чинов не только не трогал матросов, а и строго взыскивал с тех, кто себе подобное позволял. Будущему герою Синопа и Севастополя для понимания этой истины хватило лишь сенявинского приказа. Придет время, и матросы будут боготворить Нахимова, а пока молодой лейтенант пытался во всем подражать своему кумиру Лазареву, который, к слову сказать, всегда отличался "чрезмерной строгостью" к нижним чинам…