Наваждение

Сон приснился странный. На грани. Странность заключалась в том, что Максим осознавал, что спит. И в то же время не покидало сомнение: каждая деталь в этом состоянии была настоящей. Не так, как во сне, где виртуальность вяжет сказочные кружева. Все виделось реальным. Он даже нагнулся, сильнее натянув ремень висевшего на плече ружья, чтобы не соскользнуло, и провел ладонью по траве. Ощутил ее живую шелковистость. Движения заставили почувствовать неудобство. Оно, именно оно, сосредоточившись внутри – ближе к солнечному сплетению – и вызвав ощущение двойственности, добавило натуральности всему, что окружало. И это же неудобство неприятно напрягло. Максим почувствовал себя и собой, и, казалось, еще кем-то. Появилась мысль, что он – не совсем он: какие-то незнакомые мышечные ощущения сопровождали каждое движение. Словно в чужую одежду влез. Как однажды советовал Руслан, посмотрел внимательно на руки. Это должно было помочь сориентироваться. И снова странность: на них отсутствовали кое-какие детали. Не было на указательном пальце левой руки шрама, оставленного перочинным ножом – еще в детстве. А на правой – не оказалось родинки. Посмотрел налево. Увидел, что стоит вначале деревенской улицы. Довольно широкой. Улица, словно ухоженный газон, поросла короткой зеленой травой. Только середину ее прочертили желтые, с оттенком охры колеи. А метрах в пятидесяти, как раз на этой самой середине, стоит старая груша, раскорячившись ветвями, потрескавшимися от долгой жизни. Узкие колеи – явно не от автомобильных шин, огибая дерево с обеих сторон, снова встречаются за ней. И, убегая вдаль, соединяются  в перспективе в одну линию.

Когда стал оглядываться по сторонам, неудобство чужого тела усилилось. Снова напомнив о себе непривычными ощущениями, оно еще больше усилило любопытство, одолевавшее разум. Максим знал и не знал одновременно, куда направляется. Не знал местности, не узнавал изб, заборов и скамеек с навесами, ворот и небольших окон с резными ставнями, сменявших друг друга с обеих сторон непонятно куда ведущей улицы. Прилив нежности тянул его вперед: там – за той посеревшей от времени высокой, непроницаемой калиткой, его ждали. И он стремился туда, осознавая долгожданную встречу. Только никак не мог вспомнить лица той, с которой его что-то связывало. И что именно – тоже не помнил. Это казалось непонятным и пугающим, хотя и не вызывало сомнений в правильности того, что делал. Лицо постоянно ускользало от сознания. Лишь только появлялся намек, только-только интеллект делал попытку идентифицировать всплывавший образ, как он тут же мерк. Словно играл в догонялки. Подпускал, выворачивался, чтобы не схватили, и отскакивал в сторону, щекоча нервы близостью победы. От постоянного поражения зарождалась в душе горечь. Словно от расставания с близким человеком, когда уже понимаешь, что случилось, но еще не осознаешь – что тебя ждет впереди. И то, и другое, действуя каждое само по себе,  растаскивало Максима на две половины. И они – эти половины, взаимодействуя между собой, словно полюса магнитного поля, создавали в сознании и ощущение утраты, глубоко лежавшее в памяти, и ощущение встречи – с кем-то, навсегда, казалось, потерянным. Все это приводило к внутреннему конфликту, придавая происходившим событиям жизненности. Шестым чувством понимал – это возможность что-то изменить в реальном мире. Через изменение отношения к чему-то забытому. Он даже, вопреки попыткам интеллекта, через проснувшуюся интуицию начинал догадываться, кого встретит за незнакомой и такой знакомой калиткой.

По мере приближения к цели стала беспокоить растущая тяжесть во всем теле. И одновременно с этим пришло понимание, что все как-то не так происходит: не то чтобы не соответствует законам физики, а полностью им противоречит. Дорога, шла под уклон – вниз. И движение, казалось, должно становиться более легким. Но почему-то оказывалось наоборот: оно давалось все тяжелее и тяжелее. А еще, по мере продвижения, почти не замечаемый вначале страх, стал усиливаться, затмевая все остальные чувства, отчего Максим не сразу заметил идущую навстречу молодую женщину.

Ее льняная с обережной вышивкой одежда несколько прятала форму тела. Выбеленная солнцем свободно ниспадавшая ткань лишь отдельными штрихами давала пищу уму. И только тесемки фартука, перетягивавшие узкую талию, в какой-то степени подчеркивали фигуру.

Пришло внутреннее озарение. Страх отступил. И сердце, получившее новый импульс, забилось быстрее. От неожиданности Максим остановился: навстречу шла та самая девушка – с проспекта. Поравнявшись с ним, она поклонилась.

– Доброго здоровья, Иван Максимильяныч. Вы снова к нам пожаловать изволили?

Голос мелодичный, тембр красивый и нежный – у Максима даже дух перехватило. Туловище, независимо от разума, сотворило полупоклон. Сознание попыталось вытащить из памяти имя девушки. И голову пронзила короткая, но сильная боль. Словно противоборствующие полюса, соединившись на мгновение электрическим разрядом, покончили с двойственностью.