Наваждение

В иных обстоятельствах Фотину бы это шокировало, но в данный момент мысли ее заняты были совсем другим.

Белинский пил чай в кухне, вежливо беседовал с Крессидой Андреевной, рассказывал, что работает в Перми, в театре, осветителем. Женат, детей нет. Бритву забыл в поезде.

Пришел умный сосед Валерий Палыч в трусах, майке и синих тапочках, и попросил посмотреть игру команды «Зенит», потому что, стеснительно сообщил он, у него телевизор испортился. Ему предложили чаю, и он помялся, но согласился, косясь на Белинского, и устроился в проходной комнате перед телевизором. Пришла его жена с бутылкой каберне и ветчиной, и сказала, что тоже хочет смотреть футбол, но может и за столом посидеть, дети уехали на неделю к бабушке, в доме одной тоскливо. Потом пришли соседи слева, волнующиеся по поводу мусоропровода. Вероятно, они тоже хотели чаю, но Крессида Андреевна с ними быстро разобралась. Чай подан был в проходной комнате, Белинский занял место в кресле, познакомился с гостями, и странным образом произвел на них самое благоприятное впечатление. Постепенно все увлеклись его россказнями о Перми, о театре, о зрителях, об актерах и актрисах и закулисных интригах. Ну и что, что внешность бандитская. Попробуй поработай в театре осветителем – еще неизвестно, какая у тебя будет через пару лет.

Хотя, конечно же, дамы и господа, и Валерий Палыч, коротко остриженный, лысеющий, в старомодных очках; и жена его Анастасия Тарасовна, дама росту небольшого, но телосложения мощного, с жесткими крашеными волосами, зачесанными назад, и глазами партийной функционерши советских времен, коей она, возможно, и являлась во время оно; и Крессида Андреевна в старом халате, с углами рта, загибающимися книзу; и сама Фотина с самодельным маникюром – все они в данный момент старались ублажить чем-нибудь именно Белинского – человека с внешностью бандита. Не потому, что боялись его – нет, хотя и витало в атмосфере что-то, говорящее, что человек этот не совсем безопасен – а именно потому, что он, вроде бы бандит, оказался на поверку вполне себе приличный человек, да еще и не глупый; и имел даже семью (этому все верили, кроме, разумеется, Фотины), и работал на вполне респектабельной должности. Это было приятно, хотелось его поощрить. Так поощряют пьяниц, у которых неожиданно открылись способности к инженерии или фермерству; туповатых невежд, вдруг выдающих на гора светлую мысль; спортсменов и актеров, пробующих себя на политическом поприще.

Белинскому внимание к его персоне, очевидно, нравилось.

По телевизору закончился футбол, и началась программа эстрадной песни, которую слушали вполуха – до тех пор, пока Белинский не обратил внимание и не выдал следующее:

– Сколько средств вбухано, а? И декорации, и освещение, и кондиционер, и телекамеры, и реклама в течение всей предыдущей недели. Шоу стоит миллионы, и всё для того, чтобы взрослые люди вышли и спели скучные слова под скучную музыку, со множеством повторений.

Все согласились. Тем более, что в этот момент трое взрослых людей на экране третий раз подряд исполняли припев песни, который звучал так:

Поднимем же, мальчики,
Красивые бокальчики
Прозрачные
За Леонида Брежнева
Роскошного и нежного
Поднимем мы свои бокальчики
Хрустальные.

Поздней ночью, когда гости разошлись, сын Коля вышел из спальни, познакомился с Белинским, и ушел в туалет, а Крессида Андреевна проснулась в своем кресле, сказала «Спать хочу, не могу, спокойной ночи», и ушла в спальню, Белинский сказал:

– Я могу и на полу, мне все равно.

– Нет уж, сейчас разложим диван и кресло. Кресло тоже раскладывается. Ляжешь на кресло.

Они вместе разложили и диван и кресло. Коля вышел из ванной, глядя в мобильный телефон и нажимая кнопки, Фотина сказала ему «Спокойной ночи!», он что-то ответил невнятное и удалился в спальню.

Белинский сказал:

– Спасибо тебе, Плевако, за все. Хочешь, я разберусь с Брянцевым?

– Не надо, – попросила она. – И так тошно. Ложись спать, Белинский. Вот простыня, вот одеяло, вот подушка.

– Нет, я правда разберусь. Обещаю тебе.

– Заткнись. Хватит.

И ушла в ванную. Постояв под душем и почистив зубы, она надела халат, затянула на нем поясок, еще раз провела расческой по волосам, и вышла, готовая дать отпор – а Белинский уже лежал в разложенном кресле и спал, слегка похрапывая. Фотина философски вскинула брови, усмехнулась, и легла на разложенный диван. Скрипнули пружины. Белинский длинно пернул. Она думала, что не уснет, но уснула почти сразу.

13

На утро раздался истерический звонок в дверь, и аккомпанировал ему стук в ту же дверь, не менее истерический, кулаком. Фотина открыла дверь, и жена Валерия Палыча, Анастасия Тарасовна, ворвалась в квартиру, как Суворов в Измаил, и сразу кинулась к телефону. И стала звонить в полицию.