Наваждение

Торн заказал себе еды и бокал пива. Меня удивило то, что он дорожил моей компанией. Ему было не все равно, уйду я спать или останусь с ним. Рядом со мной сели Януш и Петр, а с Торном – два каких-то менеджера из его группы. Остальные ее члены сели на соседние диваны. Я заказал себе пива.

Постепенно беседа переросла в доверительное русло. Торн шутил и рассказывал, что недавно развелся с какой-то топ моделью, с которой прожил пару лет. Периодически он садился на стол, чтобы быть к нам ближе. С поляками Торн особо не общался, но отвечал на их вопросы, когда они их задавали.

– А можно мы с Вами фото сделаем? – спросил Петр Торна.

– Можно, – как-то неуверенно произнес карлик, видимо, уставший от фотосессий. Я же смотрел на него и пытался всем своим разумом понять, как он мог жить с высокой и длинноногой моделью. Мой ум напрочь отказывался это понимать или даже принимать. Как он с ней спал в конце концов? У него ведь должен быть крошечный член. А, может, они просто дружили? В общем – подобные вопросы одолевали меня. Просто, обычно модели высокие, чего не скажешь о карликах. Как они совокуплялись, было для меня необъяснимой загадкой и тайной.

Беседа перевалила глубоко за полночь, и мои друзья-поляки тихонько посапывали, лишь иногда открывая свои глаза и вступая в разговор. Торн допивал свое пиво и посматривал на часы, собираясь пойти спать. И наш не совсем обычный и странный вечер подходил к концу – до моего рейса оставалось пять или шесть часов.

Но странные вечера редко заканчиваются просто так. Обычно происходит событие, которое выделяет их из стандартной череды событий и вписывает в нашу память на долгие годы. Вот и сейчас я ждал – должно было что-то случиться. Что-то, что сделает этот странный и нелепый вечер еще более странным и нелепым.

Петр, уже заснувший к этому времени, вдруг стал тереть глаза и просыпаться. Его отстраненный взгляд говорил о том, что он не понимает, где он и кто все эти люди вокруг – на его скривившемся лице отражалось удивление, перемешанное с состоянием уже начинающегося похмелья. Такое бывает – для этого надо лишь глубоко заснуть и резко проснуться. Да и, конечно, выпить прилично. Но все компоненты сошлись воедино, и Петр встал на ноги. Он смотрел то на меня, то на Торна. Тот в свою очередь улыбался невинной детской улыбкой. Именно детской. Я думаю, что именно эта улыбка смутила Петра.

Он подошел к Торну и, взяв того на руки, стал качать из стороны в стороны, напевая колыбельную песню. Должно быть, польскую. Очевидно – детскую. Бедный крошечный Торн пытался вырваться из объятий мускулистого гиганта, но это не принесло никаких результатов. Маленький человек смотрел на меня с надеждой – он молил меня о помощи. В его глазах замер страх, который передался и мне. Но странности продолжились – Януш неожиданно встал, подошел к Петру и поцеловал Торна в маленько лысину, обхватив его головку своими ручищами. При этом Петр улыбался и что-то тихо шептал себе под нос.

– Что вы, черт возьми, делаете? – вмешался я в весь этот абсурд. – Поставьте его на стол!

Петр покачнулся, посмотрел на меня, затем на Януша и поставил Торна на стол.

– Ты в порядке? – спросил я у карлика. – Извини их, они, видать, перебрали с алкоголем.

– Да ладно, со мной такое бывает, многие путают меня с ребенком.

Торн был спокоен, но два его менеджера проснулись от царившей суматохи и подбежали к нам.

– Ваши друзья – идиоты? – спросил один из них, – Что черт возьми они делают с ним?

– Я не знаю…, – защищался я как мог. Что делали мои так называемые друзья, которых я знал несколько часов, я понятия не имел. Януш и Петр никому ничего не объяснили. Они просто сели на диван и заснули. Торн, который все еще приходил в себя после этого нелепого случая, сел рядом со мной и заказал себе пива. Страх потихоньку отступал. И мы наконец-то выпили.

Но неприятности редко приходят по одиночке и одна как правило рождает другую. В этот раз нашу с Торном трапезу нарушили уже не мои друзья, а два его менеджера. Выпив с нами пива, они стали вести себя неадекватно – один обмотал другого туалетной бумагой, которая почему-то была красной. То ли они облили ее вином, то ли обмазали кетчупом, но зрелище было не из приятных. Тот, что был в бумаге, валялся на полу и изображал из себя раненого Каддафи. Другой же своими движениями показывал, что добивает первого. Он изображал американского офицера или солдата. По лицу Торна я понял, что и его тошнит от этого зрелища.