Наваждение

— Так ему и передай: был бы он не богатенький, тогда другое дело! — встряла бессовестная Юлька (наверно, невтерпеж стало молчать). Девчата одновременно на нее замахали и зашикали с разных сторон — не перебивай, дескать, самое главное еще впереди… Понимая, что от нее сейчас ждут сенсационных признаний, как в какой-нибудь аргентинской "Дикой Марии", Яна неуверенно протянула:

— К тому же у меня уже есть… — больше из нее ни слова, ни полслова не вытянут, фигушки!

— Се-рё-о-жа! — подсказала Галина не без издевки, и в приступе истерического веселья повалилась на спину, дрыгая от избытка чувств ногами. А Янка неожиданно завелась всерьез, точно красной тряпкой перед лицом взмахнули. Сама от себя такой прыти не ожидала:

— Что ты к нему прицепилась?! Я ж твоего Андрея не критикую!..

От возмущения забыв про осторожность, она с размаху села в траве, внутри всё кипело и клокотало пробужденным Везувием. Машка дипломатично помалкивала, разделяя длинный стебель одуванчика на тоненькие кудрявые полоски, Юля беспомощно переводила взгляд с одной подруги на другую и, кажется, в первый раз в жизни не знала, что делать. За всю Янкину лицейскую дружбу с Галей они еще ни разу вот так в открытую не ругались…

"Да и Юлька тоже хороша! Тут и ежу понятно, что перепугалась не за нас, а за себя и всю остальную компанию! Что она сейчас развалится на куски и никогда больше не будет так легко и весело, как раньше… Да что это со мной сегодня? Вот уже и Юлька не угодила!" — Яна поразительно быстро остыла, как вскипевший чайник, у которого выдернули из розетки шнур. И украдкой покосилась на Галину Александровну, но та лежала на животе с видом весьма безразличным, на нее и бровью не повела. Янка обиделась с новой силой и демонстративно отвернулась, уставясь в усыпанное кудряшками облаков светло-синее небо. Через несколько заунывных минут Галя сменила гнев на милость и развернулась к подруге, но было поздно, поезд ушел: в поле зрения виднелась лишь Янкина оскорбленная спина.

Юлька наблюдала за всем уже едва ли не в панике:

— Эй, народ, народ!.. — настойчиво потянула Яну за руку, но та недовольно вырвалась. — Приведешь их обоих ко мне, я посмотрю.

Ситуация становилась безнадежной до уныния, но вот Галя пошла на героический поступок: глубоко вздохнула и на удивление миролюбиво сказала:

— Ну ладно, извини! Мир?

Янка в ответ просияла и с готовностью протянула Галине руку. Что-что, а ссориться в такой суперски погожий, почти летний день ой как не хотелось… Они крепко, крест-накрест, сцепилась мизинцами, и девчонки все вместе затянули нестройным хором, совсем как в безоблачном первом классе:

— Мирись, мирись, мирись

И больше не дерись…

— Вася идет! — хладнокровно прервала миротворческую процедуру Маша. — Попалили наше место.

— Что, уже привал? А ну, подъем! Работать! — Вася энергично размахивал длинными худыми руками, вытягивал жилистую шею и грозно выпучивал глаза, что совершенно ему не шло.

Девчата неохотно встали, кряхтя на публику, как старушки. Одна Юлька заскакала по траве, будто игривый горный козел на склонах Кавказа, и на радостях подпихнула подруг в спину, поочередно каждую:

— Арбайтен, арбайтен! (Работать!)

Глава третья. Неформалы

В воспоминаниях детства даже широкий

отцовский ремень вызывает умиление.

(Козьма Прутков)

От "разговора по душам" отвертеться всё-таки не удалось: уже ближе к вечеру в комнату нагрянул папа со внеурочным визитом. (Яна как раз учила на завтра французский.) Похоже, любимые предки специально договорились, чтобы мама ни во что не вмешивалась — ну и слава Богу, а то б сейчас начался концерт по заявкам!.. Отец по своей старинной привычке постоял немного в дверях, помолчал, и после нестерпимо долгой паузы сообщил куда-то поверх Янкиной головы:

— Значит, мобильник у нас вместо мебели.

— У меня батарея села, а так бы я позвонила… — еще не разобравшись, чего от нее хотят, Янка поспешно ринулась оправдываться. И стало ужасно от самой себя неприятно, если прислушаться со стороны: как будто бы она в чем-то виновата! Ведь бывают же в жизни всякие непредвиденные ситуации, всего не предусмотришь…

— Если бы сильно хотела, могла б найти автомат. Их по всему городу хватает.

"Ага, щас, больше мне делать нечего! Брошу всё и побегу разыскивать телефон-автомат", — наверное, что-то из этих крамольных мыслей отразилось у нее на лице, потому что отец резко сменил тон:

— Я смотрю, тебе и дела никакого нет, что мы с матерью с ума сходим, полночи не спим! — Папа выговаривал слова четко и раздельно, с безукоризненной артикуляцией, напоминая диктора в сводке новостей. А это означает, сердится всерьез. И глаза кажутся почти враждебными, с холодным прищуром — не ясно-голубые, как всегда, а темно-синие, опасные, хоть штормовое предупреждение объявляй.