Наваждение

— Это восхитительная философия, — сказал он, подводя Ники к софе, застланной зеленым восточным шелковым покрывалом, и усаживаясь рядом с ней. — Но лишь в том случае, если ее применять только в работе.

— То, что я сейчас делаю, это не просто работа, — быстро сказала Ники.

— Я знаю. Для тебя это всегда не просто работа, Ники, это всегда больше походит на религию, на подвижничество.

— Какие же мы разные! — сказала она, размышляя над тем, как построил свою жизнь Алексей. Ты посвятил свою жизнь исцелению людей, научился побеждать болезни и боль. Разве не поэтому ты добился так много?

— Возможно, — согласился он, по различия между нами, Ники, в том, что моя работа никогда не поглощала меня без остатка. Цели, которые ты ставишь, каким-то образом кажутся менее важными, чем внутренние мотивы, которые движут тобой. — Алексей сделал паузу и улыбнулся. — То, что я говорю, более подходит врачу, чем другу?

Ники покачала головой, ее голубые глаза затуманились.

— Может быть, ты прав. Я не могу припомнить, чтобы когда-нибудь была другой. Я стремлюсь к чему-то, думаю только о том, чтобы этого добиться, а когда добиваюсь, выясняется, что это совсем не то, чего я вообще хочу.

— Примерно так, Ники, смотрят на вещи русские. Так же неопределенно, так же рефлексивно, так же пессимистично. Это из-за климата и долгих темных месяцев. Но ты-то выросла на юге, где много солнца и тепла.

— Это лишь видимость, — сказала она тихо. Он притянул ее к себе и удержал так на момент.

— Ну а твой последний крестовый поход, спросил он, — ты в самом деле веришь, что он пройдет по-иному?

— Я должна верить в это, — сказала она с жаром.

— В таком случае я даже не буду пытаться отговаривать тебя. — Он встал с кушетки и взял со своего стола большой конверт. — Надеюсь, что ты найдешь эти материалы полезными для себя. Это последние медицинские статистические данные, относящиеся к табаку. Используй их наилучшим образом, Ники.

— Я так и сделаю, — пообещала она, взяв его за руку. — Ты всегда был таким хорошим другом. Лучше, чем я заслуживаю, — добавила она, размышляя, какой несправедливой, какой непростой может быть любовь.

Алексей снова улыбнулся, но в его темных глазах была печаль, словно он прочитал ее мысли.

— Любовь это не то, что можно заслужить, Ники. Мы любим того, кого любим, просто потому, что так оно и есть. Потому что просто невозможно любить кого-то другого…

Одиссея Ники пролегла через всю страну. Она навестила владельца сети отелей в Чикаго, владельца торгового центра в Индианаполисе, миллиардера-отшельника в Палм-Спрингс.

Она чувствовала себя, как проповедник-»возрожденец», странствующий из города в город, чтобы распространять слово божье. Так она уже делала когда-то в пользу табачных фермеров. Но на этот раз в ней крепло убеждение, что она не может, не должна снижать своей активности, что бы ни происходило.

Ее жизнь, казалось, походила на шкатулку с сюрпризами, когда в каждой коробке обнаруживаешь еще одну, и всякий раз, когда она думала, что нашла последнюю, внутри обнаруживалась еще одна.

Получив от Десмонда Риса урок секретности, Ники держала свои намерения в тайне, пока не собрала достаточный капитал, чтобы скупить пять процентов акций «Хайленд Тобакко». Сделав это, она была обязана зарегистрировать покупку в Комиссии по ценным бумагам и биржам.

Затем она обратилась с предложением ко всем держателям акций «Хайленд» продать акции по цене семьдесят пять долларов за штуку.

Деловая печать немедленно подхватила эту новость, и поскольку перекупка компании была невозможна, всех интересовало одно: что задумала Ники Сандеман?

Ники была вынуждена созвать пресс-конференцию, вроде тех, что она устраивала для Десмонда Риса.

— Я намерена, — заявила она, — скупить столько акций «Хайленд», сколько будет возможно.

— Но зачем? — спросил репортер из «Бизнес уик».

— Вы поверите мне, если я скажу, что считаю акции «Хайленд» хорошим вложением? — пошутила она. Раздался взрыв смеха.

— Хорошо, — сказала она, — я также намерена получить доверенность на право голосования от тех держателей акций, кто не желает их продать.

— Уж не собираетесь ли вы выйти на поединок с Дьюком Хайлендом? — с улыбкой спросил репортер «Форчун».

— Я просто обязана буду это сделать, — ответила Ники, — если это заставит Хайленда покинуть табачный бизнес.

В зале поднялся гул возбуждения. Вот, значит, какая новость! Невероятная, однако тем не менее новость…

Смирив свою гордость, Ники поехала на ферму Риверсов, чтобы повидаться с Уиллом. За месяцы, прошедшие после фестиваля, его популярность достигла такого уровня, что ему не нужно было стоять на дороге, чтобы ловить своих поклонников. Он мог теперь позволить себе роскошь оставаться дома, смог оборудовать абсолютно профессиональную студию звукозаписи и не должен был теперь никуда уезжать, чтобы записывать свои пластинки. Земля Риверсов теперь стала сценической площадкой, как это могло быть много лет назад, когда табак был королем.