Наваждение

Но уже отчетливо понял — по неестественно вывернутой ее руке, по безжизненно поникшей шее, что не пьяная она и даже не в обмороке. И тут же — удивился, что сразу не сумел, — опознал молодую соседку из квартиры напротив, Галину. Тихо охнув, потянул девушку на себя. Створки снова начали сближаться, но Иван Семенович попридержал их, заработал с удвоенным рвением. Еще одно усилие — и Галина, в красной, с короткими рукавами кофточке и узкой черной юбке, лежала возле лифта, вниз лицом. Туфля с одной ноги свалилась, осталась в кабинке. Иван Семенович трясущимися руками перевернул неподатливое тело и в голос застонал — из бездыханной груди торчала черная рукоятка ножа. Крови, почти невидимой на красной ткани, было немного. Козодоев осторожно сдвинул с ее лица волосы — и на него, сквозь него, пусто глянули остановившиеся темные глаза.

— Убили… Как есть убили… — неизвестно кому хрипло сообщил Иван Семенович и тяжело распрямился. Посмотрел, содрогаясь, на свою вибрирующую ладонь, измаранную в красном и липком, закричал, присев от натуги: — Убили! Сюда! Люди!

На втором этаже громыхнула дверь, послышались шаркающие шаги. Иван Семенович с надеждой запрокинул голову, увидел Митрофановну. Старуху Митрофановну, заядлую кошатницу и вредину, Иван Семенович не любил, не раз доводилось конфликтовать с ней, как-то даже собирался в суд на нее подать. Но сейчас взирал на нее, как на явившегося грешной земле ангела.

— Кто тут по ночам… — трусливо высовываясь из-за перил, начала Митрофановна, но сразу же замолкла, разглядев соседа над поверженным телом девушки. Ахнула, и засеменила вниз по ступенькам.

Путаясь в словах и заикаясь, Иван Семенович поведал ей о страшной своей находке, Митрофановна в ужасе внимала ему, трепетно сцепив на впалой груди коричневые кулаки.

— Что ж теперь делать будем, соседка? — закончил горестный рассказ Козодоев.

— Известно что, — прозвучал сверху мужской голос. По лестнице спускался грузный усатый мужчина в полосатой пижаме. — Не надо, — отмахнулся он от Ивана Семеновича, приблизившись. — Я все слышал.

Присел на корточки, хмуро всматриваясь в мертвое лицо девушки, зачем-то потрогал торчащую из ее груди рукоятку. Выпрямился во весь свой внушительный рост, строго оглядел притихших, сразу же признавших его превосходство стариков и угрожающе качнул перед носом толстым пальцем:

— Уголовное дело. Ничего здесь не трогать, не затаптывать следы. Никуда не отлучаться, можете понадобиться. Я сейчас позвоню куда следует. — И, через ступеньку шагая, двинулся вверх.

Иван Семенович почувствовал себя много легче. Появление старушки Митрофановны и, особенно, уверенного, не паникующего соседа с шестого этажа придало ему бодрости. Стараясь не смотреть на Галину, вытащил из кармана смятый, залежавшийся платок, принялся оттирать запятнанную кровью руку. Митрофановна, по-прежнему не убирая и не разжимая кулачков, со скривившимся лицом следила за его стараниями. И вполголоса, словно боясь потревожить мертвенную тишину, причитала:

— Что же это творится на белом свете, Господи? Такая молодая, красивая такая… Жить бы да жить… Совсем озверел народ, нехристи проклятые, душегубы…

Ну вот… Начало положено, жертва найдена, пришла пора появляться сыщику. Конечно же, молодому, ироничному, напористому, но в то же время человеку тонкому — книгочею и эрудиту. И фамилию ему надобно дать хорошую, крепкую, как положено. Не Козодоев же. Можно даже что-нибудь былинное, могучее. Ермаков? Святогоров? Ермаков — неплохо, но столько уже было этих Ермаковых… Я вдруг вспомнил, что в начале зимы прожил пару дней в гостинице с очень симпатичным доктором, тоже командированным. Волевое светлоглазое лицо, высокие скулы, крепко вылепленный подбородок. И рукопожатие его, когда знакомились, было таким же энергичным и надежным, и фамилия соответствовала — Крымов. Решил писать своего сыщика с него. Звание — по молодости — небольшое, но и не маленькое: капитан. Зовут… Глебом, незаезженное имя. Что ж, ваш выход, — Глеб Крымов…

— Садись, Глеб, — кивнул, дописывая что-то, Свиридов.

Крымов подсел к длинному столу, пристроенному перпендикулярно начальническому, отметил про себя, что Петр Петрович сегодня — нечасто случается — в мундире с полковничьими погонами и настроение у него далеко не радужное. В дверь постучали.

— Разрешите, товарищ полковник? — вытянулся на пороге тоненький, розовощекий — не был бы в форме, за мальчишку-старшеклассника сошел бы — лейтенант Гоголев.

Свиридов, по-прежнему не отрывая взгляда от лежащих перед ним бумаг, так же мотнул подбородком на стул. Лейтенант, четко прошагав по кабинету, примостился рядом с Крымовым, положил перед собой тощенькую папку с завязками, подмигнул Глебу.