Наваждение - книга 2

– Работящая? Почтительная? И только? Печально. Печально. У нашего новобрачного в жилах не кровь, а холодненькая водица. Не мудрено, что у бедной женушки замороженный вид. Нет, собрат, тут ты не тянешь. Коли хочешь ее удержать, так докажи, что любишь. Может, новобрачному показать, как это делается? А, сестрица? Ты не против?

Элистэ упорно не поднимала глаз. Ей уже не требовалось изображать замешательство и стыд – она и в самом деле их чувствовала.

Мадам Сузоль не на что жаловаться, настаивал Дреф. По отношению к ней он неукоснительно исполняет все положенные обязанности, включая чисто супружеские, так что лейтенант может об этом не беспокоиться. Он, Муаж Сузоль, не только сознательный гражданин, но и муж.

– Бедная крошка! Что ж, собрат, наставление тебе вовсе не повредило бы, но поцелуй женушку в доказательство своей любви, и тогда я, пожалуй, отпущу вас с миром.

Не веря собственным ушам, Элистэ покосилась на офицера.

Мастер Сузоль поспешил заявить, что интимные демонстрации подобного рода безвкусны, неуместны и неприличны.

– Вот что, приятель, этот дилижанс не тронется с места, пока ты не сделаешь, как сказано. Или ты поцелуешь ее как положено, или я покажу тебе, как это делается. – Лейтенант от всей души забавлялся, но явно не шутил. – Показать ему, сестричка?

Элистэ покачала головой, по-прежнему не поднимая глаз. Дреф сообразительный, уж он-то придумает, как обойти этого напористого весельчака-извращенца. Дреф, конечно, понимает, что обязан найти выход, – ему ли не знать о пропасти, разделяющей бывшего серфа и дочь маркиза! Об этом ему никогда не забыть, при всей его дерзости. Она немного успокоилась и стала ждать, что же он ответит.

Дреф, однако, ничего не сказал. Элистэ почувствовала, как он повернулся к ней, подняла глаза и окаменела от ужаса, когда он обнял ее за плечи и притянул к себе. О Чары, да как он решился, как посмел – ведь он же серф! Она ощутила слабый аромат душистого кофе, каким их угощал наставник Туверт, – и вот он уже впился поцелуем в ее губы, да так свободно, словно имел на это полное право, словно это было в порядке вещей. Если он не гулял с молоденькими крестьянками в Дерривале, то отнюдь не из робости – уж в этом-то она сейчас убедилась. Его поведение настолько ошеломило девушку, что она даже не оказала сопротивления. Поцелуй Дрефа словно отнял у нее последние силы, и она безропотно подчинилась. Откуда-то издалека до нее донеслись одобрительные возгласы наблюдавших за ними гвардейцев.

Дреф разомкнул объятия, и Элистэ внезапно обдало холодом. Она не могла опомниться – такого она от него никак не ожидала.

– Не переживай, женушка! – утешил Дреф. Во взгляде его черных глаз она прочитала предупреждение, но вместе с тем уловила тень совершенно неуместной проказливости и чего-то еще, а чего – этого она от растерянности не сообразила. Говорил он непривычно раздельно и четко: – Мы же все тут добрые патриоты.

– Что ж, собрат, ты, похоже, не совсем безнадежен, – признал лейтенант. – Я удовлетворен, желаю тебе хорошей дороги. – Он отступил, пропуская дилижанс. – Да здравствует Защитник!

– Во веки веков! – в один голос, как положено, ответили возница и пассажиры, все, кроме Элистэ, которая не смогла заставить себя произнести ненавистную фразу. Однако ее молчание объяснили девичьей робостью и не обратили на это внимания. Дверцы захлопнулись, возница щелкнул кнутом, и Приморский дилижанс, миновав заставу, въехал в Пенод.