Наваждение Люмаса

«Переключайся! — командую я. — Переключайся!» Я должна выяснить, что здесь происходит. Я начинаю размываться, но вместо того, чтобы оказаться в сознании Адама, я, кажется, снова падаю, но не вниз. Еще даже не успев разобраться, как это можно падать в каком-то другом направлении, кроме как вниз, я приземляюсь рядом с музыкальным магазином. Я снова в тропосфере, лежу на щебенке, глядя на неоновые вывески и черное, беззвездное небо. Как будто бы кто-то нажал на кнопку и разом все отключил — пульсацию головы Вольфа, запах сырого асфальта, холод, шум машин, доносящийся с улицы. Как и раньше, в тропосфере стоит почти идеальная тишина. Никаких звуков — ни птиц, ни машин, ни людей. Единственный звук, который я здесь слышала, — это звук моих собственных шагов. А лифты здесь двигались бесшумно? Уже не помню.

Надо поскорее выбраться отсюда и найти Адама.

С чего это людям с пушками понадобилось разыскивать книгу? Я не очень хорошо знаю Адама, но очевидно, что он действительно верит в то, что говорит, и по-настоящему пытается мне помочь. Неужели он привел ко мне этих людей — людей на черной машине? Или мне вообще все это снится? Как-то тревожно то, что Адам сказал о девушке из книжной лавки. Судя по всему, он не знал, что произошло и почему, но я-то могу представить, как все было. Это ведь логично: если тебе нужно «Наваждение», ты ни за что не прекратишь его искать — уж мне-то это хорошо известно. Эти люди, должно быть, задали название в поисковике и нашли интересную новую ссылку — девушка писала, что продала книгу в букинистической лавке. Итак, они находят лавку, идут туда и спрашивают, кто купил книгу. Насколько я понимаю, она не может вспомнить ничего, кроме того, что я — молодая женщина, которая пишет диссертацию в университете. Что же происходит дальше? Эти люди заходят на университетский сайт и задают в поиске слово «Люмас». И обнаруживают его в списке моих научных интересов на странице «Наши сотрудники». И так они понимают, что книгу купила я. Они приезжают меня искать… А найти меня ничего не стоит. Всех, кто обитает в университете, найти ничего не стоит. С какой стороны ни начни копать, обязательно наткнешься на меня: Эриел Манто — мой псевдоним, мой никнейм, имя, которое я взяла себе в восемнадцать лет, когда мне хотелось перестать оставаться самой собой. Эриел Манто. Область исследовательских интересов — Деррида, естественные науки и литература, Томас Э. Люмас.

По крайней мере, часть про Эриел — настоящая. И кстати, новую фамилию я выбрала из чисто поэтических соображений, а не ради баловства.

Густая тишина тропосферы уберегает меня от паники, поэтому я спокойно поднимаюсь с земли и направляюсь к выходу, хотя какая-то часть меня хочет просто взять и остаться здесь, где они не смогут меня достать. Город, который целиком принадлежит мне одной, — это все же приятнее, чем люди с пистолетами. Но потом я представляю себе, как крепко отключилась там, на диване в реальном мире, если даже не слышу стука в дверь. Ну же, Эриел, давай. Выходи отсюда и беги. Поговори с Адамом, сделай все, что нужно, но если в дело включились парни с пушками, лучше все же беги. Выходи и беги. Выходи и беги. Выходи и…

У меня за спиной что-то звякает.

А затем раздается скрип: долгая, пронзительная дуга из звука. Я оборачиваюсь. Этого быть не должно. Я ведь должна быть здесь совсем одна. Я ведь должна…

Это дверь. Открывается какая-то дверь. Дверь музыкального магазина. О, черт. И из нее выходит мужчина — нет, двое мужчин. Они входят в тропосферу как инопланетяне из своего космического корабля. Они выглядят точь-в-точь как описал их Адам: один в сером костюме, другой — в черном. Оба — со светлыми волосами. Но в них есть что-то мультяшное. Как будто бы их изображения вырезали в каком-то другом месте и поместили на здешний фон. И у них с собой… хм… дети. Два маленьких мальчика с такими же светлыми волосами, как и у мужчин, ну, разве что чуть-чуть светлее.

— Вон она, — говорит один из них, тот, что в сером костюме, и движение его губ не вполне совпадает со звуком. — Уже научилась, как сюда попадать.

Американский акцент. Твою мать. Может, побежать и оторваться от них в переулках? Что-то подсказывает, что это не лучшая идея.

— Не волнуйся, — говорит второй. — С этой мы запросто справимся. — А потом он обращается ко мне: — Не мешай нам. Ну, давай. Волноваться незачем. Мы только позволим детишкам слегка порыться в твоих мозгах — посмотреть, куда ты спрятала книжку. Больно не будет.

Дети, танцуя, двигаются вперед, словно две марионетки. Кожа у них — цвета сырого мяса, только что из холодильника. Один одет в костюм ковбоя, второй — в голубой плащ с капюшоном.

— Дай войти, — напевает один из них, будто бы снимается в массовке в постановке Диккенса.

— Хотим играть, — подхватывает второй.

Глаза у обоих насмешливые и до того светлые — почти белые.

— Не мешай нам, — снова говорит черный костюм. — Дай детишкам поиграть.