Наваждение Люмаса

На мне по-прежнему старые серые джинсы и черный свитер — та же одежда, в которой я пришла. Переодеться бы, но во что? А, ладно, не стоит суетиться. Вместо этого я принялась за волосы: сидела и расчесывала их, стараясь распутать колтуны. На это ушло минут пятнадцать. Потом я осмотрела ссадины у себя на запястьях — подсохнув, они приобрели серебристо-красную окраску, и я еле удержалась, чтобы их не сковырнуть. Никто не приходил. Кто вообще бывает в монастыре? Монахи, наверное. Не думаю, чтобы монахам вздумалось сюда войти. Но Мария и Адам? Они-то где? Где-то прозвенел колокол. Один, два, три, четыре, пять, шесть, СЕМЬ часов. О господи. Теперь-то эти парни в тропосфере уж точно выбрались из клетки. Но у меня в сознании их нет. Пока. По крайней мере, я их не чувствую. А так — почем мне знать. Я заплела волосы в косичку, которую, как мне показалось, одобрили бы религиозные люди, и умылась из рукомойника. Зеркала в комнате не было. Интересно, доживу я до завтра? Кто знает. Надо бы найти Адама и Марию. Я тихонько открыла дверь и вышла в темный коридор. В конце коридора виднелся желтоватый свет, оттуда раздавался женский смех и звон кастрюль. И запах еды до меня тоже донесся: чего-то горячего и острого. Наверное, там кухня. Видимо, как раз туда мы шли пить чай, когда я потеряла сознание — ну, или что там со мной произошло.

Ноги до сих пор дрожали от слабости. Что же я — опять грохнусь в обморок? Да ладно, что за ерунда! Ради бога, Эриел, тебе нужно идти! Э, нет, лучше я все-таки передохну. Я на секунду прислонилась к стене, тяжело дыша, будто после марафонского забега, а не каких-то пятнадцати шагов. Да что со мной такое? Прикрою-ка я глаза на минуточку.

— Эриел?

Я почему-то лежала на полу, а надо мной стояла Мария с клетчатым голубым полотенцем. Ее маленькое лицо тревожно хмурилось.

— Думаю, вам лучше вернуться в постель.

— Извините, — сказала я. — Не знаю, что это со мной.

Эти люди могли бы прийти сейчас и сделать со мной все что угодно. Я была бы не в силах им помешать. Может, оно бы и к лучшему — разом покончить со всем этим. Где бы я предпочла, чтобы меня прикончили — в тропосфере или здесь? Аполлон Сминфей сказал, что в тропосфере нельзя умереть, но, может, есть вещи и похуже смерти? Тогда лучше остаться здесь и умереть по-человечески. Но они ведь не говорили, что собираются меня убить. Они хотят всего лишь свести меня с ума и забрать книгу.

Мария помогла мне встать, и через несколько минут я снова очутилась у себя в комнате.

— Может, вам переодеться? — предложила Мария. — В ночную рубашку?

— Все в порядке. Думаю, мне просто нужно на минутку прилечь.

Вообще-то никакой ночной рубашки у меня с собой не было. Собираясь, я совсем не подумала про сон — как можно в моем положении думать про сон? Я думала только о том, чтобы убежать.

— Нехорошо спать в одежде, — настаивала Мария. — Сейчас я вам что-нибудь принесу.

Полчаса спустя я лежала в постели в длинной белой хлопковой ночнушке и думала о том, не вернуться ли обратно в тропосферу. Я прикидывала, есть ли смертельная опасность в том, чтобы заглянуть туда ненадолго и попытаться отыскать Аполлона Сминфея. Прежде чем лечь в постель, я отдернула занавески и некоторое время смотрела на небо. Оно было черным, как монитор, а снежинки падали с тем же ритмом, что и сыплющиеся цифры в программе Хизер. Интересно, скоро она узнает, где я? И скажет ли этим двоим?

Когда церковный колокол пробил восемь, в дверь постучали.

— Войдите, — откликнулась я.

На пороге стояла Мария. В руках она держала толстый коричневый халат.

— У вас хватит сил поужинать? — спросила она.

— Да, спасибо. Вы очень добры.

Если я поем, то уж точно можно будет отправиться в тропосферу.

— Не нужно одеваться. Можете пойти вот в этом.

Хотелось бы одеться, но нет сил. Зато после еды я наверняка почувствую себя лучше. Окрепну и смогу вернуться в тропосферу. Или, может, нужно для начала уйти отсюда? Припарковаться в каком-нибудь пустынном пригороде, прилечь на заднем сиденье и закинуться микстурой. И что тогда со мной будет? Замерзну насмерть? Нет, пожалуй, все-таки лучше остаться на ночь здесь. Постель такая теплая и чистая, что мне и сейчас-то не хочется из нее выбираться. Но надо пойти поесть.

Кухня оказалась длинной узкой комнатой с большой фаянсовой раковиной в дальнем конце, столом для готовки вдоль правой стены и длинным дубовым столом посередине. Слева располагался камин — пожалуй, самый большой из всех, что мне доводилось видеть. Огонь в нем, впрочем, не горел. Зато здесь же имелась приличных размеров печь, на которой стояли две большие сверкающие сковороды, и из обеих валил пар, исчезая в серой каменной трубе.

Я подошла к столу, и деревянный пол отозвался на мои шаги скрипом.

— Садитесь, моя дорогая, — сказала Мария. — Адам сейчас подойдет.

Я выдвинула стул и грохнулась на него. Ну и хреново же мне.

— Я так понимаю, никто меня не искал? — спросила я.

— Нет. — Мария улыбнулась совсем молодой улыбкой. — А мы на всякий случай установили пост наблюдения.