Навеки моя

– Если ты и гонялся за мной, то только Хестер виновата в этом, – сказала Эри спокойно.

Он развернулся к ней. Его глаза горели.

– О чем ты говоришь? Это была моя жена. У меня не было права поднимать глаза на других женщин.

Еще немножко, и он загнал бы ее в угол, но она не сдавалась. Ее лицо было спокойно. Она не обращала внимания на его ярость, ее голос звучал нежно и уверенно.

– Она хитростью заставила тебя жениться на себе, Бартоломью. Один раз она пустила тебя к себе в постель. Но только для того, чтобы потом ты не смог расторгнуть брак. А затем она выставила тебя из своей комнаты. Разве есть право у такой женщины жаловаться, что ее муж смотрит на других? Ты был к ней намного добрее, чем были бы большинство мужчин, будь они на твоем месте. И она знала это, несмотря на свое вечное брюзжание и мелкие пакости. Согласно американскому законодательству, если будет доказано, что у супругов не было интимных отношений, это может служить причиной для расторжения брака.

Бартоломью стоял как громом пораженный.

– Откуда ты все это знаешь? Я тебе никогда не говорил об этом.

– Она сама хвасталась этим передо мной.

Не обращая внимание на шок, в котором он находился, Эри подняла длинное фазанье перо и погладила его:

– И после всего этого какая же любящая женщина не захотела бы компенсировать то, через что провела тебя Хестер? Как могла Хестер отказать себе в удовольствии довести мужа до греха, чтобы она могла унижать его имя и при этом возвыситься до небес, став терпеливой мученицей! Конечно, после того, как шлюха, соблазнившая его, будет достойно наказана.

Бартоломью развернулся. Каким наивным он был! Хестер всегда любила манипулировать людьми, но он никогда не думал, что она может пасть настолько низко! В то же время он не сомневался в правоте Эри. Хестер действительно хотела, чтобы он изменил ей. Где-то внутри ее извращенного мозга она верила, что если он согрешит, то это смоет ее собственный грех. Может, это он довел ее до этой мысли, укоряя и пугая ее прошлым?

Вопрос, который мучил его последние две недели, снова всплыл у него в мозгу: «Если бы семь лет назад я помог жене, а не отвернулся от нее, был бы наш брак таким ужасным? Если бы я предложил ей любовь вместо ненависти, смогла бы она полюбить меня, в свою очередь?» Мужчины плохо обращались с Хестер до того, как она попала в Тилламук, да и он не стал исключением. Он должен был обращаться с ней с пониманием и сочувствием, а не с нетерпимостью и враждебностью.

Эри все еще была здесь, у него за спиной. Он чувствовал ее запах, ее тепло, чувствовал ее дыхание, чувствовал, что она хочет его. Пытаясь сдержать в себе ответное желание и вызвать злость на себя, он произнес не своим голосом:

– Все равно, она не заслуживала такой ужасной смерти!

– Да, ты прав. Но она сама хранила в тайне свое состояние. Она сама отказывалась показаться доктору Уиллсу, Бартоломью, – голос Эри зазвучал твердо, с ударением на каждом слове. – Ты не виноват в смерти Хестер.

Его ответом было молчание. Эри продолжала:

– Разве ты не веришь тому, что сказал доктор Уилле? У нее была смертельная болезнь. Она была неизлечима. Даже если бы ее нога и не загноилась, она все равно не дожила бы до лета. Ее смерть нельзя было предотвратить.

Бартоломью ничего не сказал, как бы не слыша ее. Эри тяжело вздохнула. Затем она повернулась и пошла к двери, не обращая внимания на ярких птиц, кружившихся в загородке, и на их менее ярких самок, сидящих на гнездах. После того как она вышла и закрыла за собой дверь, она еще раз взглянула на мужчину внутри. Он стоял спиной к ней, положив руки на бедра, его голова поникла.

– Я пригласила Кельвина с детьми на ужин, – сказала Эри. – Я думаю, тебе будет приятно об этом узнать.

Затем она вернулась на огород с таким тяжелым сердцем, что даже мысль о празднике, которого она ждала с нетерпением, больше не воодушевляла ее.

Гости приехали с Симом сразу после полудня. Эри поприветствовала всех улыбкой, широкой, как сам океан, – она обрадовалась их компании. На руках она несла поднос, на котором стояли стаканы с водой и налитое в ложки черничное варенье с миндалем.

– Это называется глюко, что означает сладость, – воскликнула Эри и начала раздавать ложки. – В греческих домах есть традиция – угощать гостей напитками и сладостями. Если кто-то хочет есть, то я с удовольствием приготовлю что-нибудь посерьезнее. А пока воспринимайте глюко как официальное приглашение на праздник Пасхи по-гречески.

Сим только глянул на угощение и предпочел трубку.

– Не надо мне этого кишмиша, девчушка. Все, что мне нужно, это немного грога, которого принес Макс.

Джейкоб проглотил свой глюко за один раз.

– Свой я уже съел, но эта штука такая вкусная! Я возьму порцию Сима.

Кельвин схватил мальчика за руку, все засмеялись.

Затем высокий мужчина предложил Эри французского вина. Он был на пару дюймов выше, чем Бартоломью, и возвышался над ней, как башня.