Жаль, что он не сможет никуда пойти, пока на маяк не прибудет замена дяде Барту. Все это сильно раздражало Причарда, но больше всего его раздражало то, что он не сможет видеться с Нетти. Черт побери дядю Бартоломью!
– Что привело тебя сюда? – Макс Хеннифи мокрой тряпкой вытирал несуществующие пятна со стойки. На лице его светилось фирменная приветственная улыбка – Бартоломью был сегодня его первым клиентом. – Тебя принес утренний прилив, – в шутку добавил он.
Бартоломью облокотился на стойку из полированного красного дерева и, как обычно, поставил ноги на бронзовую подставку. Костлявые запястья Макса намного выступали из рукавов – он был такой высокий и худой, что трудно было найти ему рубашку с достаточно длинными рукавами.
– Это долгая история, Макс. Кофе у тебя есть?
Макс поставил тяжелую фаянсовую кружку с дымящейся жидкостью перед Бартоломью и вернул ему монету в 5 центов, которую тот положил на стойку.
– Лучше оставь себе деньги, у тебя ведь не так много клиентов, – сказал Бартоломью, оглянувшись по сторонам. Макс погладил свои пышные усы.
– Конечно, в девять утра у меня всегда мало клиентов, но через час начнут заходить завсегдатаи, и тогда народу здесь будет побольше. А пока мы можем присесть и немного поговорить – у тебя такой вид, что, похоже, тебе нужно с кем-то поделиться своими мыслями.
Они взяли по чашке и сели за крайний столик. Снаружи Большой Чарли готовил «Генриетту Вторую» к плаванью в Бэй-Сити. Матросы обсуждали любовные похождения Чарли, они говорили, что последняя женщина, с которой Чарли мог что-нибудь сделать, не то что не за горами, но уже давно осталась в прошлом.
– Ах вы, чертовы дети, ублюдки, тупые бездельники! Вы думаете, что я слишком стар? – орал Большой Чарли, – зарубите себе на носу, вместо этой глупой болтовни, что ни один из вас в моем возрасте не сможет делать с женщинами то, что могу я.
Макс Хеннифи улыбнулся:
– Старый Чарли напоминает мне твоего племянника. Бартоломью, почему человек не ценит то, что имеет дома?
Бартоломью сделал глоток кофе и ничего не ответил.
– Черт, Бартоломью, мне не следовало говорить этого, ведь ты так долго жил с этой своей…
Пожав плечами, Бартоломью не обратил внимания на ненамеренное оскорбление. Когда он продолжал молчать, Макс внимательно посмотрел на него.
– Бросил работу, не так ли? Бартоломью слабо улыбнулся.
– А ты уже научился читать мысли, Макс?
– Достаточно, чтобы прочесть, что ты думаешь не о той, которая умерла, а о той, которая жива и здорова.
Бартоломью с удивлением посмотрел на невзрачного, буднично одетого человека, сидящего напротив. Мудрость и наблюдательность Макса Хеннифи не переставала удивлять его.
– С чего ты это взял, Макс?
– Я видел, как ты смотрел на нее на Пасху, как будто она была всем, что ты хочешь съесть и выпить, чем ты хочешь владеть и что хочешь прижимать к сердцу, всем, что ты хочешь забрать с собой, в одном лице.
Бартоломью слегка поднял плечи. Что стало с его маской холодного безразличия, которой он так долго мог прикрывать свои настоящие чувства?
Эри. Вот что произошло. Только мысль о ней заставляла кровь быстрей бежать по венам. Его любовь к ней была слишком сильной, чтобы ее можно было спрятать. Эта мысль не очень его обрадовала – ведь это лишний раз доказывало, что он не может быть счастливым без нее.
– И от нее сбежал, не так ли? – спросил Макс.
– Она принадлежат Причарду, Макс. Мое присутствие было бы вмешательством в ее семейную жизнь.
– Почему ты так думаешь, Бартоломью? Что ты имеешь в виду?
Макс принес чайник, заново наполнил чашки, поставил чайник на стол и сел на свое место. Снаружи «Генриетта Вторая» набирала ход в сторону залива, оставляя за собой волны и надвигающуюся тишину. Какая-то дворняга засунула нос в открытую дверь и жалобно заскулила. Макс вытянул ноги, поднял свою длинную руку и махнул: «Убирайся, старый мешок с блохами!»
Дворняга пропала. Макс продолжал, как будто в их разговоре не было паузы:
– Я видел, как она смотрела на тебя, Бартоломью. Если ее семейная жизнь и не проходит гладко, так это только из-за чувств, которые она испытывает к тебе. Ты это называешь вмешательством? Я не хочу с тобой спорить, но почему ты думаешь, что если бросишь ее, как ты ее бросил, она позабудет свои чувства к тебе? Это просто, как дважды два…
Вошел клиент. У Бартоломью появился повод не отвечать, пока Макс ходил за пивом и говорил с посетителем. Когда Макс вернулся, он продолжал:
– Я вот что пытаюсь сказать, Бартоломью. Будешь ты рядом с ней, здесь или где-нибудь ещё, изменит ли это чувства девушки к тебе? Любишь ли ты свою мать меньше с тех пор, как она умерла? Конечно, нет. Отсутствие любимого человека только заполняет сердце печалью. И это действительно так, Бартоломью, а не наоборот.
– Наверное, ты прав, Макс. Но если бы я остался, то мне пришлось бы забрать Эри из дома Причарда и поселить её в своём доме. Что бы ты ни говорил, но парень всё ещё мой племянник, и он никому не причинял зла за всю свою жизнь.