Навеки не твоя

Мое облегчение оборачивается раздражением. Энтони был бы моим партнером. В его отсутствие я оглядываю комнату в поисках замены. Все разбиваются по парам. Я замечаю, что Тайлер смотрит на меня, вопросительно вздернув бровь. Есть определенная логика в том, чтобы Ромео и Джульетте работать вместе, понимаю. Но после пятничной сцены в постели и смутивших меня признаний Маделайн относительно нашего с Тайлером первого раза я хочу от него отстраниться еще сильнее обычного.

Я демонстративно смотрю в другую сторону, и мои глаза цепляются за знакомую копну темных волос. Оуэн говорит с Алиссой. Прежде чем он угодит в ее когти, я бросаюсь к нему и хватаю за рукав.

– Ты мне нужен, – говорю я ему на ухо, толкая его вперед.

Он оборачивается, на лице снова появляется его удивленное выражение (как я уже успела понять, оно у него почти всегда), и он вопросительно изгибает одну длинную бровь:

– Здравый смысл подсказывает, что твой партнер вон там. – И он кивает в сторону Тайлера. – Ну, Ромео?

Я корчу гримасу.

– Ромео и Джульетта? Нет, нет, нет. – Я фыркаю. – Брат Лоренцо и Джульетта – вот им действительно есть над чем поработать.

Оуэн смеется. Он смотрит через плечо, где Тайлер делано протягивает руку группке десятиклассниц.

– Сегодня он и правда особенно несносный.

Мы выходим в коридор и направляемся к актовому залу. Джоди требует тишины на время репетиций тет-а-тет, и обычно мы используем этот шанс, чтобы позаниматься на улице, но сегодня дождь. Так что вместо этого мы направляемся к театру, где достаточно пространства для всех пар, чтобы репетировать по углам комнаты, не мешая друг другу.

Правда, эта просторная зала иногда наполняется эхом, что раздражает. Когда двери закрываются за нами, я веду Оуэна по проходу к сцене.

– Ты хочешь репетировать реплики на сцене? – В его голосе изумление.

– Конечно, нет. – Я открываю дверь слева от первого ряда. – Мы пойдем за кулисы. У меня есть ключ от гримерки. Там тихо.

Я веду его вверх по темной лестнице, через пустые кулисы, в запертую комнату за сценой. Оуэн следует за мной, его шаги мягко хрустят по дешевому ковру на ступенях. Я предполагаю, что он рассматривает фотографии труппы и команды прошлых постановок, вывешенных вдоль стены. Я их помню наизусть: «Красавица и Чудовище» в 2001 году, «Бриолин» в 2005-м, «Много шума из ничего» в 2014-м. Я помню, как была подавлена, когда узнала, что они ставили «Много шума» прямо перед тем, как я пошла в старшие классы.

Мы добираемся до верхнего уровня. То, что в Стиллмонте выполняет роль гримерки, скорее похоже на коридор. Она длинная и узкая, и там только один диван, покрытый подозрительными пятнами.

Оуэн осматривается, когда я закрываю дверь.

– Если зайдет Уилл и вы с ним опять станете строить друг другу глазки, то я сразу выйду вон. Тут слишком интимно. – Он плюхается на диван.

– Если зайдет Уилл, я сама тебя попрошу выйти вон, – пожимаю я плечами. – На этом диване с ним можно бы много чем заняться…

Оуэн морщится с преувеличенным отвращением:

– Это куда подробнее, чем я хотел.

Я плюхаюсь рядом с ним.

– Если бы только эти подробности были наяву. Не то чтобы он проявлял какую-то активность, – говорю я с б'oльшим разочарованием, чем рассчитывала показать.

Я знаю, что он заметил, потому что его выражение смягчается.

– Не вкладывай в это слишком многого. Уилл… нувосекс.

Я морщу нос.

– Он кто?

– Ну, знаешь, как нувориш. – Оуэн машет рукой, его колени выступают далеко за краешек дивана. – Уилл только что стал сексуальным, – говорит он, – и он не знаком с этикетом для подобных ситуаций.

Я поднимаю бровь:

– Подобных ситуаций?

– Ну… – Я замечаю, что он краснеет. – Когда девушка, э-э, заинтересовалась им.

– Заинтересовалась – это мягко сказано, – заявляю я. – Ты его друг. Подтолкни его в моем направлении, а лучше, знаешь, пихни со всей силы, – говорю я полушутливо, вытягивая свой сценарий и открывая его на пятом акте. – Желаешь пройтись по твоей сцене с братом Джованни?

– Желаю – это сильно сказано. – Его губы немного изгибаются, и я смеюсь. «Он быстро соображает», – думаю я, и не впервые. – Но да, типа того, – добавляет он.

Я открываю вторую сцену и произношу громко и ясно:

– Брат во святом Франциске! Здравствуй, брат! – Оуэн отшатывается, и я тыкаю пальцем в страницу. – Нет, правда, это реплика брата Джованни.

Он опускает взгляд.

– Ладно, – поднимает глаза, пытаясь не читать с листа. Он смущенно сглатывает. – Ах, это брат Джованни! – Его взгляд возвращается к странице. – Ты вернулся? – заканчивает он.

– Это не считается, – перебиваю я. – Ты даже и не начинал заучивать наизусть, так?

– У меня было мало времени, – бурчит он, энергично качая ногой один или два раза. – Случился прорыв в моей следующей пьесе, и я провел все выходные, делая заметки.

Заинтригованная, я откладываю сценарий.

– Что, правда? Можно посмотреть?

– Нет! – выпаливает он, а затем принимает смущенный вид. – Просто она еще далека от завершения, – говорит он, потирая шею.

– О чем она? – Я не то чтобы часто встречала подростков-писателей, и мне, пожалуй, интересно узнать, о чем пишет именно Оуэн Окита.