Навеки проклятые. Цветок Инферно

Кори чушь не несла — Кори бесстыдно вжималась в него всем своим лихорадочно-горячим телом, жадно и нетерпеливо вторгалась языком в его рот, осыпала кусачими поцелуями шею и ключицы, путалась длинными пальцами в волосах. И останавливаться явно не собиралась.

— Ну вот что ты творишь-то, а? — тихо, почти жалобно простонал Тео, вопреки здравому смыслу устраивая руки на её пояснице. — Кори, ну нам же нельзя!

— Видно, «нельзя» мы понимаем по-разному, — усмехнулась Кори, зыркая на него так, что выражение «обесчестить взглядом» вдруг перестало казаться дурацкой метафорой. — И тебе-то всё можно, вот только не со мной, да?

— Что? Кори!..

Тео подавился возмущением. И вообще слегка так подзабыл все слова, когда острые зубы сомкнулись на шее. Это должно было быть очень больно, да и будет — потом. Сейчас же всё перекрывало острое возбуждение, какого он не испытывал никогда в жизни. А уж осознание того, что Кори его пометила, присвоила, вовсе срывало крышу.

— Ты мой, — яростно выдохнула Кори, в очередной раз прихватив зубами тонкую кожу на ключице и тут же зализав укус, — мой, ясно? И чтобы больше никаких… поленьев, м-мать их.

По-хорошему, злую и кусачую Кори стоило бы отстранить от себя — всё-таки было больно, и кое-где острые клыки явно прокусили кожу. Но Тео не мог. Попросту не находил сил на это, напротив, прижимая сильнее, откидывая голову назад, чтобы Кори было удобнее.

‌‍

Это до Бездны странно и столь же стрёмно — чувствовать, что вот-вот кончишь от одних только поцелуев-укусов, от прикосновения её рук к груди и животу, от ощущения царапающих кожу коротких ногтей. Нет, Тео никогда не был правильным, как зануда Джулия, но всё же о подобных наклонностях в себе прежде не помышлял. А поди ж ты…

— Я твой, — выговорил Тео, чуть отстранив её. Замер, любуясь Кори, её горящими глазами, нежным румянцем, покрасневшими влажными губами…

И не стерпел. (О каком терпении вообще речь, когда по спине будто огненная волна прокатилась?) Обхватил покрепче, переворачивая, подминая под себя, удерживая её руки у неё над головой.

— Твой, — повторил он и впился поцелуем в приоткрытый рот, толкаясь языком глубоко и настойчиво.

Кори под ним заерзала, будто собралась сопротивляться, но в итоге только в пояснице прогнулась, становясь ещё ближе. Такая родная, такая горячая, такая… невероятная, что крышу сносит от одного ощущения её губ на своих губах.

И не только на них — как-то непонятно было, когда она успела таки освободиться от хватки Тео и принялась сама стаскивать с себя рубашку. Мешала, правда, больше, чем помогала, но не останавливать же её? Нет уж, на это Тео попросту неспособен. И все мысли о том, что им нельзя, что нужно терпеть и не делать всех тех вещей, от которых у Кори могут быть проблемы, вмиг улетучились.

Тео всё же попытался вернуть себе хоть немного здравомыслия — удержал-таки её руки, ткнулся лбом в плечо после того, как поцеловал. Выдохнул, искренне надеясь, что ответ на вопрос ему понравится:

— Скажи, что нам хоть что-то можно. Пожалуйста…

Ответом ему стали сжавшиеся на шее зубы. И шепот в самое ухо, обжигающий и соблазнительный:

— Кое-что можно. Покажу, если отпустишь.

Нет, ну и как этому вообще можно сопротивляться? Тео отпустил, позволил царапнуть себя по животу, пуговицу на штанах дернуть. Позволил чужой ладони коснуться его, нетерпеливо, не слишком ласково, но так желанно.

Значит, можно. Не всё, но доставить удовольствие ей и себе — можно. Стащить мешающие брюки, чтобы увидеть совсем обнажённой, как того хотелось чуть ли не с первого дня. И полюбоваться ею тоже можно, с удовольствием ловя стон нетерпения и тихий шепот куда-то в шею:

— Ну же, Тео…

— Твою ж Бездну, — выдохнул Тео, больше не видя причин сдерживаться.

И уже сам сжал зубы на её шее, наверняка кусая до боли, против чего, кажется, Кори совершенно ничего не имела. Она стонала, позволяла касаться себя, гладить, целовать, делать вообще что угодно. А Тео… он себя потерял от всего этого, от возможности быть так близко, как и не думалось прежде. От того, что ему можно… Можно, подери Бездна, закидывать её ноги себе на пояс, ловить губами тихие стоны, покрывать поцелуями лихорадочно вздымающуюся грудь.

Всю её можно вылизывать, сжимать в своих руках, чувствуя дрожь и жар её тела, лихорадочный и почти пугающий. И самому вздрагивать от быстрых движений чужой ладони, тонкой, но такой сильной. Забывать как дышать — нельзя, но разве можно помнить вообще хоть о чём-то, кроме искрящегося, горячего удовольствия, разливающегося по позвоночнику?..

— Ты что, всерьёз думал, что нам только целоваться можно? — с ленивым ехидством поинтересовалась Кори, когда они смогли отдышаться. Её рука медленно скользила по обнаженной груди, кончики пальцев касались шеи. И да, подери Бездна, теперь было жуть как больно.