Навеки твой

– Нет. Только Шелли. Я отметил несколько стихотворений. Можете огласить любое из них, и Венеция придет в экстаз.

Грегор сунул книжку в карман.

– Отлично. Теперь я вооружен и стихами, и подарком. Отправляюсь совершать эту глупость, а потом доложу вам о…

– Ми-ну-точ-ку, – протянул Рейвенскрофт, не дав Грегору договорить. – Вы не можете просто сообщить нам, что прочли мисс Оугилви стихи и вручили подарок. Мы должны видеть это собственными глазами.

– Я не намерен декламировать любовные стихи в присутствии двух болванов.

– Разумеется, нет, – заносчиво произнес Рейвенскрофт. – Мы будем наблюдать за вами из окна.

Грегор нахмурился. Может, проще было бы вызвать Рейвенскрофта на дуэль и покончить со всей этой историей?

– Я буду чувствовать себя полным идиотом.

– И выглядеть таковым, это уж точно, – сказал Чамберс, но, заметив угрожающий взгляд Грегора, поспешил добавить: – Зато вы станете богаче на сто фунтов. Это как-никак уменьшит неприятное чувство.

Неприятное чувство почти исчезнет, если он окажется прав.

– Ну? – вопросительно произнес Рейвенскрофт.

Порукам?

– Да, черт меня побери! – Грегор поправил галстуки провел пальцами по волосам. – Я докажу вам обоим, что Венеция Оугилви не похожа на других женщин. И когда я это сделаю, вы, молодой человек, отсчитаете денежки.

Глава 12

Очень часто любовь приходит к нам, когда мы спим. Она подкрадывается, переступая маленькими ножками, и свивает себе гнездышко в вашем сердце. Вы можете и не узнать, что она уже там, пока вас кто-нибудь не разбудит.

Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам в холодный зимний вечер

Венеция пребывала в общей комнате в счастливом одиночестве. Миссис Блум увела с собой мисс Платт, которую намеревалась усадить за какое-то шитье, а Элизабет решила подняться наверх и почитать роман.

Венеция осталась внизу со своей книжкой – впечатляющим трудом о падении Римской империи. Она уселась в кресло с чувством важности предпринятого дела и открыла толстенный том.

Она не видела Грегора с той минуты, как он удалился, охваченный негодованием, да и Рейвенскрофт таинственно исчез сразу после завтрака. Она не знала, где в данный момент находится сквайр, однако голос его доносился до нее с относительно далекого расстояния; возможно, мистер Хиггинботем находился вместе с мистером Тредуэллом в винном погребе. Сквайр уже несколько раз упоминал о качестве бренди, которое подавали к столу в гостинице.

Венеция перевернула страницу и увидела изображение двух женщин, расположившихся возле мраморного бассейна. Надменная матрона, возлежащая на диване, напомнила ей о миссис Блум, и Венеция нахмурилась. Как раз сегодня утром, услышав, что мисс Хиггинботем снова пожаловалась на холод, пожилая дама зашла к себе в комнату и принесла Элизабет роскошное пальто, отделанное мехом. Девица прямо-таки завизжала от восторга и в порыве чувств обняла миссис Блум, которой явно не понравилось, что ее так бурно благодарят. Венеция была потрясена великодушием этой женщины, но мисс Платт, к ее удивлению, отнеслась к этому как к должному и заметила, что миссис Блум обычно так и поступает.

Венеция вытянула ноги поближе к огню, и приятное тепло проникло ей под платье и в туфли. Она не могла взять в толк, куда запропастился Грегор, но тут же выбросила из головы мысль о нем.

Ей было жаль, что она не в состоянии питать теплое чувство к Рейвенскрофту. Хоть он и не являл собой идеал мужчины, его чистосердечность бросалась в глаза. Ни от кого на всем белом свете он не таил того, что было у него на душе, и это Венеция считала качеством редким, отличающим Рейвенскрофта от большинства, если не от всех знакомых ей мужчин.

Грегор – мужчина замкнутый, он способен на сильные эмоции, подержит их в себе. Впрочем, гневается он весьма бурно и откровенно, хоть и не до такой степени, как в последнюю неделю.

Венеция нахмурилась. Улыбнутся ли они еще когда-нибудь друг другу, не подумав о том, что улыбка эта не просто проявление дружеской приязни, а нечто большее?

Она крепче сжала книгу в руках. Как мог он предложить, чтобы они оба отдались порыву страсти, словно это было нечто незначительное, всего лишь эксперимент особого рода? При мысли об этом кровь у Венеции закипела.

Хорошо еще, что она не обладала даром вызывать непогоду в тех случаях, когда теряла самообладание, иначе сейчас разразилась бы буря.

Венеция выглянула в окно. Небо прояснялось, по нему плыли белые пушистые облака, между которыми сияла омытая снегом синева. Это навело ее на мысли об их прогулке с Грегором в лесу, о поцелуе, от которого до сих пор покалывает губы. За минуту до этого они злились друг на друга, обменивались раздраженными репликами, а потом вдруг обнялись страстно и жарко.