Навеки твоя Эмбер. Том 1

— Перестань говорить глупости! Не веди себя, как идиотка! Если выйдешь замуж, за Джозефа Каттла пятнадцатого…

Джемайма мгновенно успокоилась, истерику как рукой сняло, ее словно окатили холодной водой.

— Выйти замуж за Джозефа Каттла? Нет, я не выйду замуж за Джозефа Каттла, и вы прекрасно знаете это! Я ни за что не выйду за него, ради…

— Ты должна выйти за него! У тебя просто нет другого выхода! Это единственный способ спасти честь семьи Дэнжерфилдов от позора.

— Мне все равно! Плевать я на всех хотела! Я не выйду за него замуж.! Я убегу из дома и найду себе жилье где-нибудь в другом месте и стану ждать возвращения лорда Карлтона. Потом он женится на мне, когда узнает, что произошло.

Эмбер коротко и зло рассмеялась.

— О, Джемайма, глупая зеленая девчонка. Лорд Карлтон женится на ней! Да у тебя мозги набекрень! Он не женился бы на тебе, даже если бы ты родила ему тройню. Если бы он женился на всех женщинах, с которыми переспал, у него было бы жен, как у царя Соломона. Кроме того, если ты убежишь из дома, у тебя даже приданого не будет. Выходи за Джозефа Каттла пока не поздно — это единственное, что ты можешь сейчас сделать.

Долгое время Джемайма молча лежала и глядела на Эмбер.

— Итак, наконец вы можете получить то, чего хотели, — тихо сказала она. Глаза сверкнули, и она добавила: — О, как я ненавижу вас.

Глава тридцатая

Свадьба Джемаймы стала большим общественным событием.

И у Дэнжерфилдов, и у Каттлов было множество друзей и родственников, поэтому подарки для жениха и невесты заполнили целую комнату, специально отведенную для этой цели. Невеста ступала, по золотому гобелену к импровизированному алтарю, установленному в южной гостиной, тетушки и дядюшки смущенно шушукались, а от громкой музыки трех больших органов дрожали стены. Джемайма распустила по плечам свои темно-каштановые волосы, отливавшие медью, — символ невинности, на голову ей надели венок из листьев мирты, оливкового дерева и розмарина. Однако глаза ее оставались сухими и серьезными, что считалось дурным предзнаменованием, ибо невеста обязательно должна плакать. Джемайма ушла в себя, она почти не сознавала, что делает и что говорит, а когда процедура закончилась, отрешенно принимала поздравления и поцелуи своего счастливого жениха, друзей и родственников.

Новобрачные открыли бал, и после первого танца их, по установленному обычаю, проводили на верхний этаж, в украшенную спальню невесты. Когда женщины раздевали Джемайму, она начала рыдать, и все облегченно вздохнули. Потом молодая чета уселась рядом на большой кровати. Глаза Джемаймы расширились и стали испуганными, как у зверька, попавшего в западню. Молодым, по древнему обряду, вручили горшочек с поссетом — смесью молока, вина и пряностей. Все присутствующие церемонно передавали его по кругу.

Атмосфера при совершении церемонии оставалась серьезной и торжественной, никаких смешков, грубых жестов и непристойных песенок, как это часто происходило на свадьбах. Все были преисполнены торжественности, спокойствия и ответственности. Гости стали выходить из спальни, оставив Джемайму наедине с мужем, и Эмбер облегченно вздохнула. «Слава Богу! — подумала она. — Наконец свершилось. И я в безопасности».

Но как только она почувствовала себя защищенной от невзгод, на нее, как мрачный туман над рекой, навалилась скука. Она накупила слишком много платьев, слишком много украшений, и эти веши перестали радовать ее, особенно после того, как она почувствовала презрительное отношение к ним со стороны знакомых дам. К тому же Эмбер страшно хандрила из-за беременности, беспокоилась по поводу цвета кожи и кругов под глазами, плакала, когда живот стал заметно увеличиваться. Она уверяла себя, что выглядит отвратительно и такой останется навсегда. Развлечения ради она часто требовала какой-нибудь внесезонной еды. Сэмюэль и все домашние сбивались с ног, чтобы достать то, чего требует жена, ибо все знали, что непременно надо выполнять желания беременной женщины, иначе ребенок может родиться мертвым. Но к тому времени, когда наконец искомое приносили, «жажда» проходила, и она требовала другого.

Эмбер спала десять-одиннадцать часов. Она больше не вставала в шесть вместе с Сэмюэлем, а часто дремала до десяти. Потом еще полчаса лежала в постели, тревожно размышляя о предстоящем дне. Одевалась она только к полудню — к обеду. Если Сэмюэль к этому времени оставался дома, Эмбер тоже не выходила, в противном случае она ездила с визитом к кому-нибудь из многочисленных родственников Дэнжерфилдов или их друзей. Они подолгу говорили о детях и слугах, о слугах и детях.

— Когда ждете, миссис Дэнжерфилд? — спрашивали ее везде, куда бы она ни приехала. Потом начиналось обсуждение кузины Джанет и ее ужасных родов, длившихся чуть ли не пятьдесят четыре часа, или же ее тетушки Рут, которая два раза подряд рожала тройню. И все время они сидели и жевали жирные пирожные, приторно сладкое печенье и конфеты, сливки и творог. Толстые, добродушные, счастливые и довольные собой женщины, которых Эмбер считала самыми нелепыми существами в мире.