— Два шиллинга шесть пенсов за то, чтобы переехать отсюда, шесть шиллингов за облегченные кандалы, два шиллинга шесть в неделю за кровать, два шиллинга за постельное белье, шесть шиллингов шесть надзирателю, десять шиллингов шесть охраннику за уголь и свечи. Пока — все. С каждой из вас, леди, по одному фунту и десять шиллингов. — Все женщины поглядели на нее, но никто не проронил ни слова, тогда она добавила быстро: — Ну-ка, поживей, я деловой человек, и меня ждут другие.
Молл подняла юбку и извлекла из кармашка нижней юбки требуемую сумму, выругавшись:
— Черт подери, похоже, мне удается украсть только для того, чтобы не подохнуть в тюрьме.
Эмбер оглянулась, ожидая, что кто-нибудь запротестует, но все по-прежнему молчали. Тогда она сняла с пальца обручальное кольцо и протянула его миссис Клеггет.
— У меня нет денег. Сколько дадите за это?
Миссис Клеггет взяла кольцо, поднесла его к свету свечи и объявила:
— Три фунта.
— Как, почему три, ведь я платила за него двенадцать фунтов!
— Здесь другие цены. — Она расстегнула кошелек, отсчитала несколько шиллингов, вручила их Эмбер и бросила кольцо к себе в карман. — Это — все?
— Да, — ответила Эмбер. Она не собиралась расставаться с жемчужным ожерельем, которое ей подарил Брюс незадолго перед отплытием.
Миссис Клеггет посмотрела на нее пронизывающим взглядом.
— Ты лучше отдай мне то, что у тебя есть, прямо сейчас. Если же не отдашь, обещаю, что не пройдет и двух часов, у тебя все украдут.
Эмбер колебалась еще секунду, потом, грустно вздохнув, отстегнула замочек и сняла ожерелье. Миссис Клеггет дала за него шесть фунтов и сразу же обратила внимание на других женщин. Квакерша встала, посмотрела ей прямо в глаза и произнесла тихим, жалостным тоном:
— У меня нет денег, подруга. Делай со мной, что хочешь.
— Так пошли письмо, чтобы прислали. Иначе перейдешь в общую камеру, а это совсем неподходящее место для такой обезьянки, как ты.
— Это ничего, я привыкну.
Миссис Клеггет пожала плечами и сказала презрительным безразличным голосом:
— Фанатичка.
Надо заметить, что фанатиками называли всех, кто не принадлежал ни к католикам, ни к представителям англиканской церкви.
— Ладно уж. Отдай мне свой плащ в качестве первого взноса и туфли за облегченные кандалы.
В этом каменном мешке стоял промозглый холод. Тем не менее, девушка отстегнула плащ и отдала его тюремщице. Эмбер переводила взгляд с девушки на миссис Клеггет со все растущим возмущением, и тут ей неожиданно пришла в голову мысль.
— Эй! Не снимай плаща! Я за тебя заплачу! Иначе заболеешь!
Молл осуждающе взглянула на нее.
— Не будь дурочкой! У тебя же у самой ничего не осталось!
Но квакерша мягко улыбнулась Эмбер:
— Благодарю тебя, подруга, Ты добрая душа, но мне ничего не надо. И если я заболею, на то воля Божья.
Эмбер с сомнением посмотрела на нее и протянула монеты миссис Клеггет.
— Возьмите за нее.
— Эта девушка будет мне очень досаждать, если хорошо устроится. Оставь деньги при себе, самой пригодятся.
Тюремщица повернулась к домохозяйке, которая заявила, что у нее нет ни фартинга. Эмбер взглянула на Молл в надежде, что та вместе с ней возьмет расходы. Но Молл нарочито безразлично стала разглядывать стены камеры.
— Ну что ж, я заплачу за нее.
На этот раз предложение было принято с благодарностью, и женщина пообещала вернуть долг, как только предоставится возможность, чего, вероятно, никогда не произойдет, ибо она останется в тюрьме до погашения задолженности. После этого в камеру вошел какой-то мужчина и сменил кандалы на облегченные. Кандалы-обручи свободно держались на руках и ногах и соединялись цепями. И хотя они доставляли неудобства и громко звенели, с ними стало легче.
— Отведи фанатичку в общую камеру, — велела миссис Клеггет мужчине, когда он закончил с кандалами. — Ну, пошли со мной, леди.
Женщины последовали за ней, сначала Молл, потом Эмбер, прижимая к себе клетку с попугаем, и завершала процессию домохозяйка.
Они поднялись по узкой темной лестнице и подошли к большому помещению с широко раскрытой дверью. Над дверью виднелась зловещая эмблема — череп со скрещенными костями Миссис Клеггет со свечой в руке вошла в камеру первой, потом — остальные. В камере они увидели два ряда нар с матрацами и скомканными простынями, стол, исцарапанные табуреты и стулья, холодный камин, рядом висели на гвоздях почерневшие чайники, сковородки, кружки и миски. Ничто не походило в этой грязной, запущенной комнате на ту роскошь, которую расписывала им миссис Клеггет.
— Это камера должниц, — объявила она. Эмбер поглядела на нее сердито и удивленно, а Молл улыбнулась.
— Это? — вскричала Эмбер и, забыв о кандалах, широко взмахнула рукой. — Но вы говорили нам…
— Неважно, что я говорила. Если не нравится, отведу в общую.
Эмбер возмущенно отвернулась, а миссис Клеггет собралась отвести Молл в камеру для преступниц. «О, — подумала Эмбер с горечью. — Какое мерзкое место! Я здесь и дня не останусь!» Она резко обернулась.
— Я хочу послать письмо!
— Это будет стоить три шиллинга.
Эмбер заплатила.