Навеки твоя Эмбер. Том 2

Незадолго перед Рождеством Эмбер занялась полной переделкой своих апартаментов: менялось убранство, обстановка, мебель. Четыре месяца в ее комнатах трудились рабочие: красили, чистили, стучали молотками. Мебель покрыли толстым белым полотном, чтобы не повредить, повсюду можно было видеть ведра с позолотой и красками; маляры лазали по высоким стремянкам, расписывая потолки и вымеряя длину штор. Теней ходил за рабочими из комнаты в комнату, исполненный любопытства и интереса к происходящему. Месье лё Шьен хватал рабочих за каблуки и лаял весь день, и иногда, когда хозяйки не было, его за это пинали.

Эмбер приказала привезти из Лайм-парка всю обстановку и провела потом несколько дней, разбирая вещи Рэдклиффа, которые она получила с молчаливого согласия короля.

Среди них она обнаружила длинную, но все же незаконченную поэму под названием «Царствие пришло. Сатира». Пробежав глазами страницы, она поняла, что поэма писалась в Лайм-парке весной и летом 1666 года, по сведениям, собранным им в Лондоне сразу после их бракосочетания. Поэма была непристойной, жестокой, очень злобной, но замечательной по стилю и проницательности. Эмбер прочитала поэму лишь из-за ее непристойностей и злобы, она мгновенно уловила эти качества, но все остальное просто не заметила. Прочитав, Эмбер бросила листы в огонь. Были и другие бумаги: история фамильных вещей, письма (одно из них, очевидно, было написано той девушкой, которую он когда-то любил и которая исчезла во время гражданской войны), много алхимических рецептов, стопки заметок, счета за картины и другие предметы, которые он коллекционировал, переводы с латинского и греческого, эссе по различным вопросам. Эмбер уничтожала все это со злорадным удовольствием.

Она увидела череп, к которому тонкой медной проволочкой был привязан рецепт. Это было средство от импотенции: рекомендовалось пить вешнюю воду каждое утро из черепа насильственно убитого человека. Эмбер сочла рецепт весьма нелепым и испытала еще большее презрение к графу. Череп она не выбросила, чтобы показать королю, а Карл взял его к себе в лабораторию, сказав, что и ему это средство может когда-нибудь пригодиться.

То, что понравилось Эмбер из картин и мебели, она использовала для своих апартаментов, а остальное распродала на аукционе, Все то редкое и прекрасное, что всю жизнь собирал Рэдклифф ценой больших усилий и немалых денег, все это было продано теперь людям, которых он презирал, или использовалось женщиной, к которой он не испытывал ничего, кроме глубокого презрения. Торжество Эмбер, столь полное и ужасное, было лишь торжеством живой над беспомощным мертвым. Однако Эмбер это доставляло немало удовольствия.

После возвращения Карла и его придворных из Франции во всем стали ощущаться новые пристрастия и вкусы — в мебели тоже.

Новый стиль был одновременно и более изысканным, и более расточительным. Орех заменил тяжелый резной дуб; гобелены стали считаться старомодными; дорогие персидские и турецкие ковры теперь клали прямо на пол, который нынче уже не покрывали тростником, чтобы утеплить помещение или скрыть дефекты. Экстравагантность стала признаком хорошего вкуса. Леди и джентльмены старались не уступить друг другу в роскоши и размахе. Эмбер не отставала от остальных.

Некоторые стены в своих апартаментах она приказала снести, другие, наоборот, возвести, чтобы изменить пропорции помещения. Ей хотелось создать впечатление грандиозности и величия. Раздвинули даже прихожую, чтобы вместить всех, кто посещал ее. Но украшением прихожей были только драпировки из зеленого шелка, пара итальянских статуй из черного мрамора в человеческий рост и ряд позолоченных кресел.

Гостиная, выходившая прямо на реку, была семьдесят пять футов длиной и двадцать пять шириной. Драпировки на стенах — из шелка в черно-золотую полоску. Ковры, шитые жемчугом, покрывали пол. Изящная, искусно сделанная мебель была покрыта тонкими листиками натурального золота, а сиденья кресел были обиты бархатом изумрудного цвета. Поскольку Карлу нравился французский «буфетный» стиль столовой, Эмбер велела расставить несколько столиков, на которые и подавался ужин. Над камином висел портрет Эмбер в образе Святой Екатерины — все придворные дамы любили, чтобы их изображали в облике святых. Екатерина была королевой, поэтому Эмбер позировала в роскошном платье и с короной на голове, держа в руках книгу и пальмовую ветвь мученицы, а рядом лежало сломанное колесо — символ страданий. Выражение ее лица было очень задумчивое и благостное.

Стены небольшой прихожей были в белых тонах, там перед зеркалом стоял итальянский арапчонок — подарок Рэдклиффа — на позолоченном столике. Из прихожей через гостиную можно было пройти в спальню, обстановка которой стоила Эмбер больше, чем вся мебель в доме.