День стоял холодный, на дорогах — грязь, покрытая тонким слоем льда. Они вместе сели в огромную карету Эмбер, запряженную восемью роскошными лошадьми с развевающимися гривами и с хвостами, украшенными золотыми и зелеными лентами. Возница и восемь скороходов были одеты в зеленые бархатные ливреи. Один из слуг, одетый во все белое, бежал впереди, возвещая о приближении кареты ее милости; в, руках он держал белый жезл — на конце которого красовался апельсин, которым слуга утолял жажду. Некоторые форейторы стояли на подножках кареты с боков, другие устроились сзади. Сиденья кареты были обиты изумрудно-зеленым бархатом, бока и потолок — украшены фестонами, гирляндами и кисточками, сделанными из той же ткани.
Элмсбери велел кучеру ехать, сказал куда и уселся рядом с Эмбер.
— Он сейчас у своего книготорговца на улице Аве-Мария Лейн, покупает книги, я думаю. — Граф обернулся и тихо присвистнул. — Боже праведный, откуда все это?
— Приобрела в прошлом году. Да вы же видели прежде.
Она отвечала кратко, не обращая особого внимания на Элмсбери, ибо была погружена в свои мысли — что сказать Брюсу, как убедить его что он ошибается. Через несколько минут Элмсбери заговорил снова:
— Вы никогда не жалели, Эмбер?
— Жалела — о чем?
— О том, что уехали из деревни и стали жить в Лондоне.
— Почему мне жалеть об этом? Вы только посмотрите, как я живу
— Можно посмотреть и как вы добились этого. «Подняться на большую высоту можно только по черной лестнице». Вы слышали такое выражение?
— Нет.
— Но вы поднялись по черной лестнице, не правда ли?
— Даже если и так Мне пришлось сделать кое-что ненавистное для меня, но теперь с этим покончено, и я там, где хотела быть. Я теперь — личность, Элмсбери! Если бы я осталась в Мэригрин и вышла замуж за какого-нибудь ничтожного фермера, потом бы выкармливала его отпрысков, готовила ему еду, стирала его белье — кем бы я стала? Просто еще одной фермерской женой, и никто никогда даже и не узнал бы, что я жила на свете. А теперь взгляните на меня — я богата, я герцогиня, и наступит день, когда мой сын будет герцогом… Извините! — закончила она с печальным видом. — Ах, Боже мой, Элмсбери!
— Эмбер, дорогая моя, — произнес Элмсбери с улыбкой. — Я люблю вас… но вы беспринципная и расчетливая авантюристка.
— А что мне было делать? — ответила она. — Мне просто не с чего было начинать…
— Кроме красоты и кокетства.
— Множество женщин имеют и то и другое в избытке, но не все из них герцогини, уверяю вас.
— Да, милочка, вы правы. Разница в том, что вы жаждали использовать то, что имели, для достижения своих целей — и вас нисколько не беспокоило, что станется с вами на этом пути.
— Господи! — нетерпеливо воскликнула Эмбер. — Какой же вы сегодня гадкий! — Она наклонилась и постучала в переднюю стенку кареты: — Да погоняй поскорее!
Аве-Мария Лейн была узкой улочкой в самой гуще квартала вокруг старого собора Св. Павла, от которого после пожара остались лишь руины. Когда они подъехали, Элмсбери подвел Эмбер к фасаду нового кирпичного дома и показал на вывеску:
— Он должен быть здесь, в лавке под названием «Три Библии и три бутылки чернил».
Слишком взволнованная, чтобы поблагодарить Элмсбери, Эмбер подхватила юбки и вбежала во двор. Элмсбери поглядел ей вслед и, когда она исчезла из виду, повернулся и ушел.
Во дворе уже стемнело, внутри лавка была тускло освещена, в воздухе стоял запах пыли и чернил, старой бумаги, колеи, сальных свечей. Вдоль стен тянулись книжные полки, битком набитые книгами, на полу громоздились кипы томов в коричневых, зеленых и красных кожаных переплетах. В одном углу стоял полный низкорослый молодой человек и читал при неверном свете настенного светильника. На его носу были очки с толстыми зелеными стеклами, на голове — шляпа, и, несмотря на жару в лавке и духоту, ок не снимал пальто. Больше в комнате никого не было.
Эмбер огляделась и уже собиралась выйти, когда появился какой-то старик и, улыбаясь, спросил, чем может быть полезен. Эмбер подошла к нему и очень тихо спросила — на случай, если Брюс здесь, чтобы он не услышал:
— Не здесь ли сейчас милорд Карлтон?
— Да, он здесь, мадам.
Эмбер приложила палец к губам:
— Он ожидает меня. — Она вынула из муфты монету в одну гинею и отдала старику. — Мы не хотели бы, чтобы нас беспокоили.
Старик поклонился, взглянул тайком на монету Он все еще улыбался. —
— Конечно, мадам, конечно. — Он был доволен, что принимал участие в тайном свидании его светлости с этой светской дамой.
Эмбер подошла к двери, открыла, вошла внутрь и закрыла дверь за собой. Брюс был в камзоле, шляпе с плюмажем, он стоял и внимательно читал рукопись. Он стоял спиной к Эмбер и не видел, как она вошла. Эмбер ждала, прислонившись спиной к дверному косяку: сердце бешено колотилось в груди, она вдруг ослабела, и у нее перехватило дыхание. Она со страхом ждала, что он сделает или скажет, когда увидит ее.
Через мгновение Брюс, не поднимая глаз, произнес:
— Этот манускрипт, Кэрью, где вы его достали? Потом, не получив ответа, обернулся и увидел Эмбер.
Эмбер застенчиво улыбнулась ему и сделала реверанс: