— Черт меня подери, — заметил один щеголь другому, — как это милорд Шрусбери осмеливается показываться на публике. Его супруга переспала с половиной мужчин при дворе, а он так ни разу и не попытался защитить свою честь.
— А зачем ему это нужно? — ответил собеседник. — Всякий мужчина, который считает, что его честь зависит от чести его жены, — просто дурак!
— Взгляните! — шепнул двадцатилетний франт, приглаживая свой искусно завитый парик и расправляя кружева на манжетах. — Йорк так и пожирает глазами миледи Денхэм. Ставлю сто фунтов, что он переспит с ней еще до дня Святого Георгия.
— Спорю, что нет. Ее светлость — честная дама.
— Честная? Бросьте, Джек. В мире не существует женщины, честной всегда и при всех обстоятельствах.
— Может быть, она и не честная, — перебила его фрейлина, — но муж. с нее глаз не спускает.
— Как бы строго за дамой ни следили, если она решила наставить мужу рога, то обязательно это сделает.
— И где это леди Арлингтон откопала такое дурацкое платье? Она всегда отстает от моды, как жена ланкаширского сквайра.
— Да ведь она голландка. Откуда ей знать, как следует одеваться?
Неожиданно произошло что-то непредвиденное — церемониймейстер объявил два незнакомых имени: в тесный придворный круг вторгся кто-то новый:
— Граф Рэдклифф! Графиня Рэдклифф!
Граф Рэдклифф. Кто это, черт подери, такой? Какой-нибудь замшелый старикан, обломок предыдущего поколения? И эта его графиня небось сорокапятилетняя старушенция, кляча с плоским лицом, из тех, кто ругает современные нравы так же яростно, как жены пуритан. Все обратили свои взоры на двери со скучающим любопытством. И когда в зал вошли лорд и леди Рэдклифф, все присутствующие были поражены и состояние ленивого безразличия мгновенно улетучилось. Что такое? Актриса — при королевском дворе!
— Святой Боже! — заметил один джентльмен другому. — Никак это Эмбер Сент-Клер?
— Как! — зашипела одна негодующая леди. — Да ведь это — комедиантка, мадам Как-ее-там, которая выступала в Театре Его Величества пару лет назад!
— Возмутительно!
Эмбер высоко держала голову и не смотрела ни вправо, ни влево, а только прямо — на королеву. Она никогда прежде не чувствовала себя столь взволнованной, напряженной, испуганной. «Я действительно, на самом деле графиня, — внушала она себе весь день. — Я имею такое же право быть в Уайтхолле, как и все остальные там. Я не позволю им запугать меня. Они — всего лишь мужчины и женщины, и ничем не отличаются от меня». Но в глубине души она считала их все-таки другими, по крайней мере здесь, в Уайтхолле.
Сердце Эмбер билось учащенно, она слегка задыхалась, колени дрожали, и звенело в ушах, даже затылок заломило. Она продолжала глядеть прямо вперед, на возвышение, но видела все как в тумане, будто смотрела из-под воды. Вцепившись пальцами в руку Рэдклиффа, она медленно продвигалась дальше, по длинному коридору из лиц, — к трону. Она слышала перешептывания, возгласы возмущения, видела улыбки и усмешки, но это проходило мимо ее сознания.
Рэдклифф был великолепно одет: белоснежный парик, камзол из красно-золотой парчи, бриджи — атласные, бледно-зеленого цвета, на эфесе шпаги сверкали драгоценные камни. Жесткое, строгое выражение его лица словно запрещало окружающим критиковать его жену, вспоминать о ее работе в театре и требовало восхищаться ею и принимать как равную. Наряд Эмбер был столь же превосходным, как и у других дам в этом зале. Платье с длинным шлейфом из золотой парчи, отделанное жесткими золотыми кружевами, вуаль на голове, украшения из изумрудов.
Они приблизились к трону. Эмбер опустилась в глубоком реверансе, граф встал на колено. Когда Эмбер прикоснулась губами к руке королевы и подняла глаза на Катарину, она увидела, что та улыбается ей, и от этой мягкой, задумчивой улыбки у нее защемило сердце. «Королева — добрая, — подумала Эмбер, — но несчастная. И безвредная. Мне она нравится», — решила Эмбер.
Но посмотреть на Карла она не осмеливалась. Ибо здесь, в своем дворце, окруженный всей королевской помпезностью, он не был тем мужчиной, который тайно приглашал ее ночью три года назад. Это был Карл II, милостью Божьей король Великобритании, Франции и Ирландии. Он представлял в своем лице всю мощь и славу Англии, и Эмбер благоговейно опустилась перед ним на колено.