Мечте моей многообещающей исполниться было не суждено. И данный факт стал для меня полной неожиданностью, как и вальяжно застывший у вертушки Павел. Одно то, что он не в привычной своей мятой черной форме, а в деловом костюме, да еще при галстуке, уже должно было меня смутить (заинтересовать, насторожить). Но, я так пылала заготовленной заранее речью, что заметила эти перемены, лишь налетев с разбега на вертушку.
- До-оброе утро, - протянула, рассматривая эту пафосную статую. – Павел, открой мне пожалуйста.
- Не было такого распоряжения.
Вот те раз!
- Как это не было? А какое распоряжение было?
- Пропускать вовнутрь только сотрудников завода. А вы… ты уволена с сегодня, - сказал и, вдруг торжествующе оскалился, одернув на себе пиджак.
За это время у закрытой вертушки уже начал скапливаться наш сонный утренний коллектив. И я поняла, что пора красиво сваливать пока это еще возможно. К тому же всю информацию я получу чуть позже напрямую от Екатерины Марковны. И лишь напоследок мелькнули в голове две совершенно посторонние друг другу мысли: «Павла вполне очевидно повысили» и «Хорошо, что запретила бабушкам при любом раскладе вмешиваться в собственный разбор».
И все было нормально с моим настроем (я настаиваю на этом!), пока уже на спуске с крыльца меня не окликнул наш водитель Вадим:
- Ульяна Дмитриевна?! С-с наступающим.
- Спасибо, - мужчина неизменно стушевался, но это совсем не повод ему не улыбнуться. – И вас.
- Вы это… куда?
А «куда» же я?.. И вот тут меня внезапно накрыло пониманием: я больше не хочу. Вернуться в повседневно привычный дом, к привычным запахам, вопросам, людям. Я не хочу! А чего же я хочу?.. Укрыться. От подступающей душевной боли, тягостного чувства несправедливости. Спрятаться от этого всего под одеяло и замок. И лучше навесной!
- На дачу, - сказала и растерялась сама от этих слов.
Вадим сделал вид, будто бы не удивился. Лишь замер на миг, проведя ладонью по затылку:
- Это же по Червишевскому тракту, СНТ «Ученый», так? Я вашу родственницу, кажется, бабушку туда отвозил после лекции в нашем музее на Пристанской.
И где только она лекции эти не читала.
- Да.
- Поехали!
Прошло два долгих дня… В первый же из этих дней я потеряла телефон. Точнее утопила его в колодце. И это был не «акт похренизма на мирскую суету», а элементарная случайность. Мне позвонила Екатерина Марковна как раз в тот момент, когда я крутила за ручку колодезный обледенелый ворот:
- Ульяночка! У нас тут такое происходит! И я не знаю, что мне делать?!
- А я вас предупреж…
И всё. Ну… он летел сначала долго вниз, сверкая цветным экраном, а потом б-бульк в далёкой студёной темноте… И всё.
А, матерь всех бобров, мне хорошо. Мне хорошо, я сказала! И жила два дня. Слушала «Радио России», жаря оладьи на плите, смотрела старенький телевизор на диване, укутавшись верблюжьим одеялом, и думала о вечном. «Вечное» неизменно приобретало русые волосы, заправленные за уши, и серо-голубые очи. Я злилась на себя и в исправительных целях шла чистить снег. За два дня снега во дворе уменьшилось весомо.
А на третий день к самому вечеру явилось оно. Мое персональное «вечное». Подошло к двери в щелястых сенях, ответственно побилось ботинками о крыльцо, стряхивая с них снег (хотя снега там давно уж не было) и пару раз постучало в дверной косяк… напрасно… еще раз постучало… А я сказала, что напрасно! А потом все стихло в дачной, и без того не очень живенькой округе. На целых шесть минут! Но, меня за это время накрыла такая вселенская тоска, что прямо в открытую кухонную форточку бери и во…
- Ульяна?!
- Матерь всех бобров! Да как же можно так пугать?! Черт!
- Ну, это слово как-то ближе сердцу, чем бобры. Ты меня впустишь к себе?
- Нет, Андрей Максимович, - произнесла и опустилась на пол прямо у окна.
- Да? – выдохнул с другой его стороны мужчина. – Знаю, заслужил. Но, у вас ведь даже будки нет… Молчишь?.. Ульяна?
Но, я молчала стойко!
- Угу.
Молчать!
- Ты здесь. Тогда слушай меня так, - снег, вдруг потаённо заскрипел и судя по дальнейшим звукам, мой бывший босс тоже уселся. На завалинку, по всей видимости, то есть слышимости. Да, неважно! – Я расскажу… Я виделся с Аглаей и Радославом. И теперь все знаю. Лиза планировала открыть нашу общую банковскую ячейку. Как я это понял? Как поверил именно в такой расклад? Она два месяца назад слишком настаивала внести в наш брачный договор именно этот пункт – допуск к моей банковской ячейке. Думаю, она была уверена, что именно там я храню все разработки по двигателю. И, кстати, ты на работу собираешься? У нас корпоратив завтра и я до сей поры твой гендиректор, так что в порядке производственной необходимости в красивом платье, - мужчина замолчал. – Лучше в том самом, синем…
- Кх-м.