Наверно, я еще маленький

Как-то утром я проснулся и понял, что меня ужасно раздражает будущее. Ну вот то, что будет потом. Завтра, послезавтра, через две недели, через два месяца, через несколько лет, когда я вырасту, стану еще взрослее и еще чуть-чуть, а потом постарею. Как-то мне все это не нравится. Я постоянно думаю: завтра будет контрольная, надо готовиться. В воскресенье мы с Пашей пойдем в кино, надо радоваться. А августе мы с родителями поедем на море, надо по этому поводу быть счастливым. Скоро случится то, скоро случится это, скоро я стану совсем самостоятельным, буду жить один, заведу собаку, у меня будет крутой музыкальный центр, крутая плазменная панель на стене, крутая кровать с крутыми подушками, крутая работа… Когда-нибудь люди научатся летать по воздуху, будут носить блестящие комбинезоны и молча обмениваться мыслями. А еще когда-нибудь наступит хорошая погода, будет светить солнышко, когда-нибудь мама приготовит на обед пиццу – может быть, в субботу… Будущее время меня достало! Я так в него погрузился, что стал путать дни календаря, приходить в школу раньше времени, являться на встречи раньше срока, просыпаться до звонка будильника. Бесконечное ожидание и спешка меня выматывали. Мне стало казаться, что в настоящем времени нет совсем ничего хорошего. Настоящее было всего лишь невыносимым ожиданием будущего, которое не наступало или слишком быстро уходило в прошлое – как пицца, контрольная и кино.

– А ты не можешь перестать думать о будущем? – спокойно спросил Паша, когда мы в пятницу вечером собрались у меня, чтобы посмотреть футбол. – Подумай о настоящем. О том, какой у тебя, например, мягкий диван. – Паша развалился на кожаном диване и млел, словно кот на солнышке.

– А как же ответственность? – иронически заметил я. – Не думать о будущем безответственно. Знаешь, всякие там романтики, поэты, которые говорят «лови мгновенье», обычно заканчивают в одиночестве и без гроша в кармане. Подвинься.

Я принес миску с попкорном и сел рядом с Пашей. Положил ноги на кофейный столик.

– Ладно, – согласился Паша. – Предположим, насчет ответственности ты прав. Но чего ты так паришься? Можно же найти какую-то золотую середину. Получать удовольствие и от сейчас, и от тогда, и от потом…

– Как ты? – я лукаво улыбнулся.

– Ага, – ответил Паша со всей серьезностью.

– Ты просто пофигист.

– А ты просто неврастеник.

– А вот и нет. Я тороплюсь и жить, и чувствовать.

Паша посмотрел на меня изумленно.

– А еще я классику читал, – я подмигнул.

Мы включили телек и замолчали. Матч был просто супер. «Зенит» обыгрывал «Спартака», я радовался, поскольку я за «Зенит». Паше было все равно. Ему просто нравилась игра. И вдруг, в тот момент, когда Жулиано обвел противника и сделал невообразимое, готовясь забить финальный гол, Паша закричал:

– Сейчас я тебя научу радоваться настоящему! Смотри! Смотри, как он ведет мяч, смотри, какая крутая игра, и гол совсем близко!

– Опять будущее!

– Смотри-смотри-смотри. Сейчас он этого так… а потом раз… И-и-и-и…

Мы затаили дыхание, наслаждаясь настоящим, которое вот-вот превратится в идеальное будущее.

– Го-о-о-ол! – заорали мы в один голос, подскочив на диване.

Остатки попкорна рассыпались.

– Ну вот, я же тебе говорил! – с досадой вздохнул я.

– Чего?

– Того. Гол уже прошлом. Все. Настоящего слишком мало, а будущего вообще нет.

Паша задумался:

– Ты прав. Ход времени – это полной отстой. Дай мне пульт. По «СТС» идет «Назад в будущее».

Ура!

Я встал в очередь к кофейному автомату и вдруг увидел перед собой ее. Нашу учительницу по литературе. В последнее время я решил, что будет лучше, если я попытаюсь вести себя с ней более естественно и раскованно. Я подумал – может, мы станем друг другу больше нравиться и напряжение постепенно рассосется. В другой раз я бы тихо дождался, пока она возьмет кофе и уйдет. Или ушел бы сам. Кофе можно выпить на любой другой перемене. Но тут – была не была: я чуть склоняюсь и громко говорю «Здравствуйте, Марина Станиславовна!». Она оборачивается и сдержанно мне улыбается. Я тоже улыбаюсь. Отличное начало.

Кофейный автомат работает медленно. Мы с Мариной Станиславовной стоим вполоборота друг к другу и ждем. Пауза длится. Надо о чем-то говорить. Я спрашиваю:

– А мы в пятницу будем на уроке сочинение писать, да?

Вообще-то, вопрос глупый, потому что я и так знаю про сочинение. И она знает, что я знаю. Тем не менее любезно отвечает:

– Да. Только не в двадцать пятом кабинете.

Я радуюсь: появилась новая тема. Загадочный кабинет, о котором я ничего не знаю, а значит, можно задать нормальный, не глупый вопрос. И я спрашиваю:

– А в каком?

Вопрос доставляет мне такое удовольствие, что я просто млею: у меня с Мариной Станиславовной светская беседа! Про кабинет! Точнее, про номер кабинета.

– Я пока не знаю. Ближе к пятнице скажу. Но ты передай ребятам, чтобы у двадцать пятого никто не ждал.

Вот так поворот! Теперь она еще и просит меня что-то кому-то передать! Я вроде как ее поверенный… Ну или почти. От восторга я краснею и говорю:

– Будет исполнено!