Навеселе. Как люди хотели устроить пьянку, а построили цивилизацию

Эволюционный антрополог Эд Хаген и его коллеги{82} доказали, что и в отношении рекреационных наркотиков растительного происхождения, таких как каннабис или галлюциногены, теория захвата по меньшей мере звучит не так убедительно, поскольку люди биологически адаптированы к их употреблению. Рассмотрим, например, каннабис. Тетрагидроканнабинол (ТГК), ингредиент каннабиса, дающий кайф, представляет собой горький нейротоксин, выделяемый растениями для того, чтобы их не съели. Все растительные наркотики, включая кофеин, никотин и кокаин, являются горькими по этой же причине. Жгучий вкус – сигнал травоядным: держись от меня подальше, если ты меня съешь, у тебя начнется жжение в желудке или поедет крыша, а может случиться и то и другое. Большинство травоядных это считывают и обходят подобные растения стороной. Однако некоторые, самые упрямые или те, кого особенно тянет к коке, вырабатывают контрмеры. У них развивается способность продуцировать энзимы, обезвреживающие токсины. Важно, что люди, оказывается, унаследовали от древних млекопитающих эти механизмы защиты от растительных токсинов, из чего следует, что наркотики, получаемые из растительного сырья, в частности алкоголь, – не эволюционно новое наше проклятие, а давний знакомый{83}.

Иначе говоря, мы – животные, созданные искать кайфа. Этот факт снижает достоверность теорий захвата, поскольку из него следует, что алкоголь и другие опьяняющие вещества – давний элемент адаптивной среды, в которой мы эволюционировали, а не внезапная угроза, возникшая в последнее время. Это, однако, не отметает теории эволюционного пережитка. Пусть мы биологически приспособлены перерабатывать относительно низкие концентрации спирта, присутствующие в гнилых фруктах, или нейтрализовать токсины, содержащиеся в листьях коки, мы все равно оказываемся беззащитными, когда вследствие развития сельского хозяйства, появления крупных обществ, технологий и торговли в нашем распоряжении оказываются крепкие пиво, вино и дистиллированный спирт или такие искушения, как очищенный кокаин и сорта марихуаны с повышенным содержанием ТГК. Древние скифы, эти наводящие ужас воины, превратились бы в пускающих слюни идиотов, имей они доступ к «Гавайской дымке» или «Бубба куш», которые я могу купить в магазине каннабиса возле собственного дома. Теории пережитка допускают, что у нас может быть древняя адаптация к токсическим веществам, такая же, как у некоторых других биологических видов, но предполагают, что изменения, которые случились с Homo sapiens за последние 9000 лет и которые стремительно перенесли нас из малой группы охотников-собирателей в урбанистические центры глобализованного мира, произошли слишком быстро, чтобы генетическая эволюция за ними поспела.

Это смелое допущение. Принято считать, что генетическая эволюция работает очень медленно, вырабатывая адаптации лишь в масштабах сотен тысяч или миллионов лет. Поскольку люди живут в крупных обществах всего лишь 8000–10 000 лет, из этого вроде бы следует, что мы остались генетически неизменными с тех пор, как бродили охотниками-собирателями по равнинам Африки эпохи плейстоцена. Согласно другому всеобщему убеждению, с появлением крупномасштабных обществ и изобретением сельского хозяйства люди избавились от необходимости ежедневной борьбы за выживание, следовательно, освободились от давления генетической эволюции.

Оба этих убеждения ошибочны. Например, представители скотоводческих культур в какой-то момент на протяжении последних 8000 лет генетически приспособились к употреблению молока во взрослом возрасте. На Тибетском нагорье, находящемся на высоте в среднем 4500 м над уровнем моря, условия для жизни чрезвычайно суровы. Однако приблизительно в период 12 000–8000 лет назад у его обитателей стали формироваться генетические адаптации, защищающие от вредного воздействия низкого уровня кислорода. Аналогично рыбаки Юго-Восточной Азии, которые добывают пищу, ныряя в океан, за последние пару тысяч лет приобрели способность надолго задерживать дыхание{84}. Таким образом, с появления сельского хозяйства прошло достаточно времени, чтобы у нас выработался адаптивный механизм против злоупотребления алкоголем. Если бы теории, рассматривающие употребление людьми одурманивающих веществ как эволюционный пережиток, были верны, генетическая эволюция уже что-то бы предприняла, лишь бы избавить нас от желания напиваться. Логично было бы также предположить, что любая человеческая популяция, выработавшая защиту против этого «врага в устах», стала бы очень успешной и ее гены быстро распространились бы в любой регион мира, где доступны мощные психотропные вещества.