Навет старого колдуна

Пролог

В лесу становилось все темнее, тусклые лучи света почти не пробивались сквозь густые кроны деревьев. Высокие строгие ели стояли в молчаливом оцепенении и смотрели осуждающе и надменно. Из старого черного дупла, на мохнатую ветку выпрыгнула юркая белка и уставилась на незваную гостью карими глазами. Где-то заухал филин, наполняя сумеречный лес жутким стоном и надрывным плачем. За каждым деревом начали просыпаться лесные чудовища, протирая глаза корявыми лапами и наблюдая сверкающими в темноте зрачками. Сумерки сгущались, тропа, и так чуть заметная среди корней деревьев, засыпанных толстым слоем опавшей хвои, стала едва различима. Боясь заблудиться и остаться в этом страшном лесу, незваная гостья, замотанная в большую черную шаль, посмотрела на лист бумаги, что крепко держала в руке. Ориентир оказался совсем рядом – сожженное грозой и расколотое напополам сухое дерево. Закрывая лицо и, ускоряя шаг, она направилась вглубь чащи.

От сухого дерева странная незнакомка прошла метров пятьдесят, и лес начал редеть. С трудом пробираясь сквозь молодой и очень густой березняк, она одной рукой отводила упругие шершавые ветки, хлеставшие ее по лицу, а другой, постоянно поправляла цепляющуюся за ветки и сползающую на плечи шаль. Внутри ее все сжималось от страха, но какая-то неведомая сила толкала вперед и упрямо твердила на ухо: «Иди и не бойся». И она шла, защищая лицо от хлестких ударов, запинаясь за корни, проваливаясь между кочек.

Из-за деревьев избушка появилась внезапно. Женщина испугалась и чуть не вскрикнула, но вовремя закрыла шалью рот, в страхе, что ее крик разнесется по лесу чудовищным многоголосьем и разбудит все самое страшное и злобное, уснувшее под корягами и по дальним рямам.

Она подошла. Собрала все мужество и протянула руку к позеленевшей от времени ручке. Ей хотелось развернуться и убежать, но неведомая сила опять зашипела совсем рядом: «Иди, иди и не бойся». Ведомая злобной жутью, чувствуя, что внутри избушки еще страшнее, она открыла дверь и вошла. В глаза ударила темнота. Голова закружилась от спертого и густого воздуха, перемешанного с настоями трав и горечью полыни. Постояв минуту, женщина пришла в себя и осмотрелась.

Перед ней, по середине избушки, за грубо сколоченным деревянным столом, сидел сгорбленный седой дед. Из-под белых, нависших бровей, черные, как смоль, глаза буравили ее испытывающим взглядом. Позади него, на шесте горела лучина, а на столе светилась зажженная свеча.

- Здравствуйте,- поздоровалась вошедшая, и не узнала своего голоса, он стал хриплым и сухим, как будто шел откуда-то из-под земли.

- Землю с могилы принесла?- спросил дед, скрипучим железным голосом, и все также испытывающе, смотрел на нее.

- Принесла,- тихо проговорила женщина дрожащим голосом,- и фотографию принесла.

- Клади на стол,- проговорил он, и ей показалось, что рядом опять заскрежетало ржавое железо.

Женщина положила на стол свернутый вчетверо бумажный лист с фотографией и тряпичный мешочек с могильной землей. Трясущимися руками достала из кармана завязанный узелок, развязала и расстелила перед колдуном. В свете свечи заиграли сверкающими огоньками два золотых кольца: одно обручальное, другое с камнем; увесистые золотые сережки с подвесками-шарами и толстый золотой православный крестик. Старый колдун посмотрел на приношение, поднял свои угольные глаза, в которых сверкали злые искры.

- Жалеть не будешь? Большой грех на душу берешь,- многотонная ржавая бочка рухнула совсем рядом и развалилась на куски.

- Не буду,- еле слышно ответила женщина.

- Тогда ступай,- железо скрежетать перестало, старый колдун положил руки на стол, по обе стороны свечи и, как будто застыл.

Не чувствуя под собой ног, женщина попятилась, с трудом нашарила ручку за спиной, отворила дверь и выбралась из избушки.

1

Колеса мерно стучали по рельсам, и каждый перезвон отсчитывал новые километры дороги. Поезд торопился к солнечному берегу, теплому морю и удивительным южным ночам.

Лида любила смотреть в ночные окна вагона. В темноте рисовались причудливые деревья, время от времени мелькали станции, ночные города светились тысячами огней. Везде крутила свою карусель трудяга-жизнь, бурлила в городах, размеренно двигалась в небольших деревеньках.

Последняя ночь в поезде. Где-то далеко остались бескрайние казахстанские степи, выжженные палящими лучами солнца. Громады Уральских гор вздымались на отвес от дороги и уходили ввысь. Среди скал чудом держались корнями сосны, казалось, любой дождь сможет победить эти смелые деревья. Когда проезжали просторы Матушки-Волги, то в памяти всплыли слова великой певицы о широкой красоте русской реки. Мамаев курган поразил своим величием и размерами. Хорошо, что дети увидели знаменитую «Родину-Мать» вот так, рядом, и рассмотрели ее, пока поезд огибал выступ кургана. Сегодня на приближение к югу явно указывали пирамидальные тополя, встречающиеся в поселках.