Навет старого колдуна

Костя обнял Лиду, поддерживая ее рукой, помог взойти на крыльцо. Ее ноги все еще дрожали и плохо слушались. Они прошли мимо отдыхающих во главе с Аллой Григорьевной, поднялись на второй этаж. У двери номера, мужчина еще раз поцеловал любимую женщину. Шатаясь, от пережитого потрясения, она пошла в комнату.

Лида проснулась, как и обычно, в семь утра. Она потянулась на кровати, накинула халат и как всегда, вышла босая на балкон. Ночная борьба с батутом давала о себе знать болью в спине, ногах и руках, но, что это значило, против спасенной жизни. Лида вздохнула полной грудью морской воздух. Солнце только золотило макушки каштанов, женщина поежилась от утренней свежести и направилась в ванную. Кто-то тихо постучал в дверь. Недоумевая, кто бы это мог быть, Лида открыла.

В коридоре стояла Катя и нервно теребила полы махрового халата. Следы прошедшей ночи явно вырисовывались на лице женщины черными кругами под глазами и трясущимся подбородком. Не смотря, на перенесенные обиды, Лиде стало искренне жаль ее, ведь здоровье детей — самое главное для родителей.

— Лида, — начала говорить Катерина, каким-то тихим и хриплым голосом, — прости меня за все.

— Бог простит, — ответила Лида, — и знай, зла я на тебя, не держу, — она хотела вернуться в комнату, но, Катя удержала ее.

— Виновата я перед тобой, — снова заговорила Катя, устремив свой взгляд в окно, — ты, ребенка моего ночью от смерти спасла, не могу больше молчать. Я ведь тебя еще со школы ненавижу. Мишу Федорова я любила с шестого класса, а он все с тобой и с тобой. Когда ты болела, он ко мне ходил: и уроки мы с ним делали, и в кино меня приглашал. Я уже тогда мечтала, что бы, тебя не стало. А ты выздоровела и, он сразу к тебе побежал. Я тебе и платье соком облила на выпускном вечере, в отместку.

А в десятом классе мне Коля встретился, на мотоцикле меня катал, до дома провожал. На проводы в армию не пригласил, но я все равно ждала и верила, как придет — сразу поженимся. Он пришел и, к тебе прилип. Как увидела вас в обнимку на речке, так думала — умру, а после вашей свадьбы — руки на себя хотела наложить. Сплетни про тебя распускала, а вы все равно вместе оставались. — Катя замолчала, было видно, что ей очень трудно все это говорить. Но, пересилив себя, она продолжала. — Тогда подсказали добрые люди, как отомстить тебе, я и поехала к Серафиму. Золотые украшения все дома собрала, у тетки сережки выпросила, как будто на свидание, у бабушки сонной, золотой фамильный крестик срезала с веревочки. Кучу золота колдуну отвезла, что бы, он свел тебя со света. Какая-то жуткая злоба вела меня тогда по тайге, очень сильно хотела тебе отомстить. Радовалась, что сгинешь, наконец-то. А когда сын начал ходить по ночам, поняла, что это наказание за содеянное. Поехала я к Серафиму, в ногах валялась, умоляла его снять с тебя все и моему сыну дать здоровье, выгнал он меня, сказал: «Раньше надо было думать, а сейчас поздно уже». Двенадцать лет ночами не сплю, сына караулю. Сердца и нервов не хватает, меня уже разнесло совсем. Разве я такая была в школе. Второго ребенка не решилась родить, вдруг, то же самое, будет.

Впервые за все годы вырвались с мужем сюда отдохнуть, Вадика в надежных руках оставили. Думала, хоть две недели вздохну. А тут ты, и молодая, и красивая, и девчонки у тебя, какие хорошие выросли. Вот зло меня и взяло, хотела тебя погубить, а сама всю жизнь мучаюсь. Решила выместить на тебе всю боль свою, вот и кидалась на тебя, а ты Вадика моего от смерти спасла, — из ее глаз потекли крупные слезы и закапали на халат. Не вытирая их, она прямо посмотрела на Лиду. Вместо привычной злобы, в ее глазах плескались безумная боль и покаяние, — прости меня за все, виновата я перед тобой, как исправить — сама не знаю. Вот, рассказала тебе все, и сразу легче стало, камень с души упал.

Лида не нашлась, что сказать в ответ и молчала. Катя постояла немного, повернулась и, пошла в свою комнату, скособоченной походкой. Лида смотрела ей в след и думала: столько лет она хотела узнать, кто виновен в ее бедах, кто «заказал ее смерть», думала, узнает — убьет. И вот узнала, а злобы нет, только жалость одна. Лучше самой страдать, но, не видеть страдания детей. Любое зло, приготовленное другому, обязательно вернется бумерангом. И, страданий будет, в два раза больше.

Лида вернулась в комнату, взглянула на кресло в углу и, ей показалось, что там сидит дедок и, впервые, улыбается своими угольными глазами. Может, он предвидел все и появился порадоваться за Лиду, а может, она просто по нему соскучилась.