Навигаторы. Кадет

Как-то, придя из исходной школы, я сразу направился в кухню — утром личный гувернёр шепнул, что повара будут готовить варенье из лепестков иуваньи. М — м–м — м…вкуснятина! Обожаю! Нежный, чуть сладкий, пряный вкус немного горчил, а в конце оставлял после себя лёгкую приятную кислинку. Именно это разнообразие вкусов и ощущений привлекало меня в иуваренье. Пикантным обстоятельством служило то, что лепестки иуваньи можно было использовать только один раз в году — в первые три дня зимы. После этого они становились жесткими и теряли большую часть вкусовых свойств. Так что повара стремились успеть сделать заготовки варенья, которое служило основой для приготовления компотов, разнообразных соусов и десертов, а также начинкой для выпечки.

Путь на кухню лежал через главную столовую нашего владения. Бросив сумку со школьным планшетом и спортивной формой в холле, я ринулся в вотчину поваров. Мы с сестрой обожали период заготовок! В это время во владении стоял аромат разнообразных фруктов, ягод, овощей, специй, сахарозы, мёда. Эти ароматы проникали везде: в спальни хозяев, гостевые покои, столовые, ванные комнаты и даже в бальные залы, несмотря на то, что полы этих помещений натирали специфическими, довольно душистыми восками — для уменьшения силы трения и способствования лёгкости движения пар в танце.

Ворвавшись в главную столовую, я уже было повернул налево, стремясь быстрее попасть на кухню, как вдруг заметил фигуру сестры. Катениль, разложив какие-то приборы, сидела за столом. Её локти активно шевелились. Что?! Ей первой досталась пенка от варенья?! Сейчас как крикну: «Родители тебя поймали!» — и схвачу свою порцию вкусности! Я подобрался поближе, стремясь напугать нежную элейскую деву, и… исторгнул школьный обед на старинную, оберегаемую мамой ковровую дорожку. Нежная элейская дева, по запястья испачкавшись в голубой крови, препарировала крошечного синекожего морщинистого безухого шестиконечного гуманоида. Сизые органы брюшной полости на белой скатерти произвели на меня неизгладимое впечатление, а моя бесподобная сестра, обернувшись на звуки рвоты, возбуждённо сказала:

— Прикинь, Рэн, я спёрла у родителей из лаборатории необычный образец: оказалось, у него два аппендикса и восемь желудков, а у печени две малые доли! Как интересно!

После этих слов меня снова стошнило. Ненавижу целительство!

Также на нежелание служить на маяке повлиял случай, глубоко врезавшийся мне в память.

В дни школьных каникул, когда родители оставались на Элее и не были заняты научными конференциями, учебой, патентами, медицинскими изысканиями в глубинах вселенной, мы путешествовали по побережью Великого Элейского океана всей семьёй. Несмотря на многочисленную охрану и обслуживающий персонал, который включал в себя поваров, разнорабочих для обустройства комфортного походного лагеря, горничных для сестры и матери, мы прекрасно проводили время: купались, загорали, отец лично жарил на костре замаринованные в травах и специях тушки умичивсов — небольших трёхлапых пернатых, неспособных подняться на большую высоту, но довольно бодро бегающих по побережью и селившихся недалеко от воды. Часто родители на живых примерах, выловленных из воды или пойманных на суше, показывали нам с сестрой существующее биологическое разнообразие нашей древней планеты, рассказывали о химическом составе воды в океане, о значении геологических разрезов, которые мы иногда могли наблюдать, причаливая к вздымающимся не несколько десятков метров вверх крутым берегам. Последнее нравилось мне больше всего. Эти величественно возвышающиеся над кромкой океана камни завораживали и манили.

Древние срезы поверхности планеты, которые веками омывал Великий океан, зачастую представляли собой слоёный пирог, состоявший из разнообразных цветных слоёв грунта: глины, силикатов, сланца, гранита, известняка, ракушечника. Уже тогда я знал названия и внешний вид этих причудливо перемешанных рядов, образующих поверхность Элеи.