Навлекая беду

На Бенни это не произвело никакого впечатления.

— Если ты не в силах выполнить моральный долг перед клиентом, то я возьму дело «Чипстера» себе. Гил Мартин — до сих пор и прежде всего — клиент моей юридической фирмы.

— Его свели с ума твои серьги, Энн, — добавила Джуди.

Бенни приказала жестом всем замолчать.

— Мерфи, так ты будешь его защищать или передашь дело мне?

Энн ужасно не понравился вопрос. Безвыигрышная ситуация.

— Оставлю ублюдка…

— Тогда действуй, и действуй как следует. Мы не знаем, пойдет ли Бет Дитс на такую аферу или нет. Может и не пойти.

Энн кивнула:

— Брак у них ужасный, так что ее может не волновать мнение мужа. Иск — ее шанс отплатить Гилу за разрыв, и она не захочет от него отказаться.

— Если только Дитс ее не заставит, — печально сказала Джуди. — Они способен избить ее. Нам известно, что он порой ведет себя агрессивно.

— Мне не хотелось бы стать причиной чьих-то побоев, — серьезно сказала Мэри. — Особенно в случае с Бет. Проблем у нее и так хватает — с тем же Кевином.

Бенни нахмурилась:

— Ты тут ни при чем. Ответственность лежит на нем. И на ней. Бет Дитс не вызывает у меня сочувствия, потому что она не уходит от агрессивного мужчины. Дитс вымогает деньги у моего клиента, и, каким бы ничтожеством тот ни был, я на его стороне. Я дала клятву, и он мне за это платит.

Энн фыркнула:

— Не ты ли только что вышвырнула его из офиса?

— Не путай. Он клеился к одному из моих партнеров. При мне такого быть просто не должно. И не отвлекайся от главного — от процесса.

Энн задумалась.

— То есть нам и в самом деле неизвестно, как она станет действовать?

— Верно, — ответила Бенни. — Ты должна быть готовой ко всему, что бы они ни предприняли. Как любому хорошему юристу, тебе придется соображать на ходу. И ты можешь. Ты делала это последние два дня, и очень хорошо. Впрочем, ты допустила один маленький промах.

Упредив Бенни, Энн сказала:

— Мэт.

Все взгляды тут же устремились на Энн. Три пары умных глаз, в разной степени накрашенных. Взгляд Мэри был исполнен сочувствия; в глазах Джуди сквозило веселье. Но голубоглазая прямота Бенни заставила Энн поежиться.

— Надеюсь, этим вечером ты с ним не встречаешься, — сказала она.

«О нет!»

Нужно наконец сделать выбор. Мэт оставил на ее мобильнике два сообщения с просьбой остаться у него. Она ответила на одно из них, попросив его рассказать Бет о Кевине. По правде говоря, ей хотелось заползти в его постель, спрятаться под его длинными руками и почувствовать себя в безопасности. Могла ли она признаться хотя бы в одном из этих чувств перед остальными? Это их вообще касается? Неожиданно она обзавелась и подругами, и любовником. Мысль: как только у тебя появляется личная жизнь, жить становится тяжело.

— Я не встречаюсь с ним этим вечером, — ответила Энн. «И правильно делаю. Или, наоборот, не делаю». — Я обучаема. Молода, но обучаема.

Бенни осталась довольна.

— Наилучшее решение из возможных. Еще немножко — и ты бы вылетела из адвокатуры. Учишься, девочка.

Энн поклонилась.

— Тогда где мне провести эту ночь? Я же не могу остаться у тебя, Бенни. Мне придется забрать оттуда Мэла — пока твой нос не взорвался. Наверное, стоит поискать гостиницу.

— Там небезопасно. — Вновь воодушевленная Мэри поднялась со стула. — Я знаю одно потрясающее место, где тебя можно спрятать и ты будешь в целости и сохранности! Наша явочная квартира!

Бенни тоже обрадовалась:

— Великолепная идея! Почему я об этом не подумала?

Джуди вскочила на ноги и захлопала в ладоши:

— Лучше не придумаешь!

Энн была озадачена.

— Куда мы поедем? Что еще за явочная квартира?

— Увидишь, — сказала Мэри. — Только нужно переодеться. А то убьют.

«И это называется безопасность?» — подумала Энн, но тут подошла Мэри и взяла ее за руку.

24

Энн и Мэри добрались до этого приземистого дома уже в темноте. Дом находился на юге Филадельфии, в выстроенном из красного кирпича «муравейнике». Они открыли дверь-сетку, на которой висела потемневшая от времени металлическая буква «Д» (вся в завитках). Вита и Мариано Динунцио бросились к ним, обнимая, целуя, клокоча и воркуя, будто пара старых голубей. Энн едва успела поставить коробку из-под бумаги с находящимся в ней Мэлом у потертого дивана. На подоконнике торчала пожелтевшая пластмассовая фигурка святой Марии, смотревшая на улицу сквозь перекрестье двух крошечных флагов: американского и итальянского.

— Заходите, девочки! Заходите! — приговаривал отец Мэри. Он схватил дочь, прижал ее к себе, словно Папа-Медведь,[41] и раскачивался с ней взад-вперед. — Ах, как я люблю свою крошку!

Коротенький, лысый, лет семидесяти с хвостиком, в белой футболке, темных широких шортах с черным ремнем, который был вроде и ни к чему — разве только в пару к черным же шлепанцам. Отец обнимал Мэри и радостно улыбался; его карие глаза за бифокальными очками в стальной оправе казались растопленным шоколадом.

— Наша детка пришла домой! Наша девочка! Вита, посмотри, вот наша детка — она дома!

Однако крошечная мамаша прижимала к себе Энн и трепала ее по щеке своей сухой ладонью, от которой исходил легкий запах лука.